Несломленная (ЛП)

— В последний раз. Нам больше нечего доказывать.

— Ты совершенно права, — он наклонился и прижался своим лбом к моему.

— У нас все отлично.

— Даже больше, чем отлично.

На долю секунды мне показалось, что он говорит не о группе.

***

Когда над толпой повисла последняя нота финального безудержного выступления, я закрыла глаза и прижала микрофон к груди. Всего через несколько минут все закончится, и я хотела продлить это чувство так долго, как только было возможно.

Мы покинули сцену и медленно вернулись в комнату, которую я слишком полюбила за столь короткое время. Мы обменялись объятиями, пообещали, что все равно будем тусоваться вместе — пообедаем еще разок, как в старые добрые времена, а Беркли напишет из колледжа. И, может быть, нам удастся отправиться в путешествие, чтобы навестить ее. Так что я произносила все необходимые слова, кивала в нужное время и улыбалась, как могла. Но я уже проходила через это и подозревала, что все закончится точно так же, как и в прошлый раз. Еще одна часть моего сердца была отдана без надежды на возвращение.

Я полюбила людей, с которыми прощалась. Это казалось окончательным, хотя и не должно было. Я чувствовала, как поднимаются мои барьеры, и боролась с желанием отключиться.

Через переполненную парковку Такер, держа за руку, повел меня к своей машине, иногда останавливаясь, чтобы поговорить с небольшими группами людей. Я молча держала его за руку, ожидая, когда он решит, что пора уходить.

Никогда в жизни я так не хотела уйти от самой себя.

Когда мы наконец добрались до машины, я почувствовала, как в моей груди поднимается тревога. Такер наклонился и схватил меня за запястье.

— Что с тобой происходит?

— Я с ума схожу.

— Почему же? — Он был так близко, что мне захотелось забраться к нему на колени и спросить, собирается ли он тоже уйти — каждый ли человек в моей жизни неизбежно должен оставить меня позади. Вместо этого я потянула его за футболку, пока мы не начали целоваться. Я отчаянно желала быть ближе к нему, потому что чувствовала себя такой потерянной.

— Эй, — он откинулся назад и освободил мои кулаки от своей почти разорванной футболки. — Серьезно. Поговори со мной, Мэл.

Я выглянула в окно и крепко зажмурилась.

— Мы можем куда-нибудь поехать? Куда угодно, только не домой. Я не хочу быть там сейчас.

— Конечно, — он завел машину, свернув направо, в противоположную от моего дома сторону, и поехал в неизвестном направлении. Я позволяла себе вольности в его машине; в конце концов, он дал мне полную свободу действий. Я включила радио и прислонилась головой к холодному окну.

Через некоторое время он съехал с дороги на гравий. Свет фар прыгал по грязи, которая подлетала над капотом. Нас окружали деревья, и я ждала, затаив дыхание, пока он не припарковал машину у старого обветшалого забора. На многие мили вокруг не было видно ни одного дома. Небо над головой было широко распахнуто черным куполом мерцающих звезд. Именно так, мне казалось, выглядела вечность.

— Говори, — он повернулся ко мне, и я засунула руки между бедер, размышляя.

— Моя мама встретила мужчину в Техасе. Если это серьезно, то все изменится. И с группой покончено. Беркли уходит. Уже почти середина года, а это означает, что всего через несколько месяцев все будет по-другому…

Он слушал, нахмурившись.

— Не плачь.

Я даже не осознавала, что плачу, пока он не сказал. Яростно вытирая лицо, я попыталась вырваться, но он скользнул пальцем под мой подбородок и повернул обратно к себе.

— Я думала, что хочу одного, а теперь хочу другого. Я так устала быть неуверенной во всем.

— Ты и в этом не уверена? — он указал на пространство между нами. Его лицо было освещено приборной доской, увеличивающей тени под глазами.

— Наверное, это единственное, в чем я уверена, — я грустно рассмеялась и попыталась вытереть остатки туши вокруг глаз, которые, как я чувствовала, собрались там. Ерзая на сидении, я шмыгала носом, ненавидя себя за то, что так взвинчена.

— Отвлеки меня.

— Отвлечь тебя чем?

— Чем угодно. У тебя это хорошо получается. Давай… Я не знаю… научи меня чему-нибудь. Чему-то, о чем мы раньше не говорили.

Пальцы Такера забарабанили по рулю, затем он потянулся и начал менять радиостанции, пока не нашел то, что хотел. Он увеличил громкость до почти незаконного децибела.

— Откинься на спинку сиденья, — крикнул он, перекрывая шум, и я послушалась. Он сел точно также и наклонился, упершись коленями в мои. — Закрой глаза и слушай. Опиши мне басы.

Мои веки закрылись, и я сосредоточилась на звуке, заполняющем машину. Сосредоточилась на том как басовая линия ударила по сиденью и отдалась эхом в моих костях. На дрожи внизу и вокруг меня. Пульсирующий ритм очистил мою голову, и я растаяла на старом потрескавшемся сиденье, мои руки лежали выше плеч, а пальцы сжимали подголовник.