Они приезжали ко мне редко и в основном вот так – без предупреждения, но в этот раз были совсем некстати. С мамой и папой у меня сложились не очень теплые отношения. Оба родителя были увлечены всякими религиозностями, в которые пытались погрузить и меня, я же, в свою очередь, активно была против, чем вызывала у отца строгое выражение на лице.
– Привет! – как можно радостнее произнесла я, открывая родителям дверь, когда они настойчиво нажали на кнопку звонка в третий раз.
– Мы уже думали, что ты не откроешь.
Папа, отодвинув меня с прохода, вошел в квартиру и недовольно посмотрел на Вику. Она ему не нравилась, о чем он постоянно мне говорил.
– Драсьте, – поздоровалась с отцом подруга и начала совать ноги в туфли. Предательница! Хотя, отчасти я ее понимала.
Мама вошла за отцом и, вручив мне сумки, в которых были какие-нибудь иконы или что-нибудь похожее на них, с осуждением посмотрела на Вику. Та засобиралась из моего дома с удвоенной скоростью и вскоре вышла из квартиры, уверив, что позвонит мне потом.
– Почему вы не предупредили? – поинтересовалась я у родителей, которые прошли на кухню и стали разбирать свои гостинцы. Икон пока не было, зато были всякие крупы про запас и даже три пачки соли.
– В новостях передавали, что может быть гастрономический кризис, – пояснил папа в ответ на мой удивленный взгляд.
– А больше ничего не передавали? – хмыкнула я.
– Кажется, нет. А что? Мы что-то пропустили?
Ага, новость о том, что ваша дочь непорочно зачала от собственного босса. Ну или предположительно от него, что не отменяло факта непорочности.
– Ничего не пропустили, – поспешила ответить я.
– Ты все еще дружишь с Викой?
– Да, я все еще дружу с Викой.
– Она тебя до добра не доведет.
– А я и не хочу доводиться до добра.
– Екатерина!
О, я знала прекрасно, что скрывается за этим самым возгласом. Он обычно ставил передо мной ту черту, за которую было опасно заходить.
Екатерина! И мама начинает креститься, а папа грозно хмурит густые брови. Сколько раз я слышала свое имя, произнесенное таким тоном, и сразу же замолкала. Притихла и сейчас, чтобы не вводить родителей в грех. Заодно надеялась на то, что они надолго не задержатся и не введут в грех меня.
– Кстати, мы приехали не просто так, – примирительно сказала мама и уселась за столом, указав напротив себя, чтобы я села тоже.
– Я слушаю.
У меня было нехорошее предчувствие. Что еще могли задумать родители? Записали меня в церковный хор? Это мы проходили несколько лет назад, когда мне было тринадцать.
– Мы нашли тебе мужа, и ты его очень хорошо знаешь, – начал папа, улыбаясь так довольно, что сомнений в «прекрасности» кандидатуры у меня не осталось.
– Даже не представляю, почему нам и раньше в голову не пришло намекнуть ему, что ты давно заневестилась.
– Теперь я спокоен за твое будущее, Екатерина.
– И я тоже спокойна. Степан Ипполитович будет тебе прекрасным мужем.
– Чтооооо?
Я выронила пачку макарон, которые как раз собиралась пристроить в одном из кухонных шкафчиков. Ладно родительское желание выдать меня замуж! Этим ведь так или иначе занимаются почти все матери и отцы. Но Степан Ипполитович! Да на него же без слез не взглянешь, хоть мужику всего тридцать восемь. И как вообще в голову пришло такое?
– Как вам вообще такое в голову могло прийти? – вскричала я, в ужасе глядя на родителей. – Вы что, считаете меня настолько… настолько неприглядной?
– Почему ты так говоришь?
Так. Так-так, спокойно! Ребенку от этого будет только хуже, а мне надо теперь думать в первую очередь о нем.
– Потому что выйти замуж за Степана, прости господи, Ипполитовича может только слепая старая дева, на которую уже никто никогда не позарится!
– Ты что, перестала быть старой девой?! – округлил папа глаза.
Какой ужас! Я ведь так и не перестала ей быть, он прав. Все такая же незамужняя и невинная, даром что уже ношу ребенка.
– А это что?! – взвизгнула мама, тыкая пальцем в салатового цвета распашонку, первую одежду моего будущего малыша, которую сегодня принесла в подарок Вика. А я ведь говорила, что купленные так рано вещи для ребенка – это плохая примета.
– Это распашонка. У меня будет ребенок, – выдавила я из себя то, что являлось абсолютной правдой. Мама упала обратно на стул, с которого вскочила в порыве удивления, закрыла глаза и зашевелила губами. Наверно просила для меня прощения грехов. Вот и пусть займется делом, это правильно.
Папа же смотрел на меня так, как будто собирался отречься от своей единственной дочери здесь и сейчас, и я бы совсем не удивилась подобному исходу, но вместо этого он спросил тихо, даже угрожающе:
– И кто его отец?
Я решила не скрывать правду и дальше. Вообще конечно правда эта была весьма условной, но не рассказывать же родителям, что я залетела непорочно, когда парилась в бане. А может, вообще не там. Хотя, может в этом случае папа бы от меня отстал до момента родов, пока не понял бы, что у него родился самый обычный внук.
– Его отец мой босс. Даниил Леонидович. Это имя вам о чем-то говорит?