Неслужебное задание

— Спасибо — Ответил Пэлед — ты всегда знаешь, где нас найти.

* * *

Идея выпустить из тюрьмы Река Дагварда принадлежала фон Кутченбаху. Изучив на досуге досье братьев, он подумал, что, вобщем-то, затея была неплохая но, как всегда, использовал её Томлинсон крайне неумело — не так и не по назначению. Ещё раз поразмыслив как следует, Ганс фон Кутченбах решил рискнуть. Нет, он совершенно не собирался повторять ошибки Томлинсона. И «Мимоза» с экипажем была нужна ему совсем для других целей. Он собирался использовать эту компанию в одной сложной многоходовке, для которой нужна была хорошая легенда. Так что на какое-то время экипажу «Мимозы» была предоставлена свобода. Относительная. Насколько она вообще была возможна в их положении.

И тут появился Эпштейн. И вся эта история с мнемоником, будь он неладен. Ситуация складывалась патовая — смерть курьера грозила поставить под угрозу исполнение всей операции.

А потом эта история на Гамме-249 со сменой власти. Нет, Гиора был не совсем прав, когда назвал Ганса фон Кутченбаха основным куратором и вдохновителем Брайта и его команды. Фон Кутченбах, конечно, входил в число лиц, посвящённых в это дело, но играл там отнюдь не первую роль и даже не вторую. Дотянуться же до настоящих кукловодов у Эпштейна руки были коротки. Но разделаться с фон Кутченбахом он мог вполне. Если бы захотел. Всё это настроения немецкому аристократу отнюдь не прибавляло. В таком сумрачном настроении Ганс фон Кутченбах вызвал экипаж «Мимозы» на Землю.

Приземлились они в Западной Атлантике. Космопорт «Канария» находился в океане неподалёку от берегов Португалии на огромном искусственном острове, построенном специально для него. Там их всех уже ждал мощный флаер, присланный Конторой, который доставил их в одну из Штаб-квартир Разведуправления в пригороде Бонна в Германии.

Глядя в окно на мелькающие дома трезвый и печальный Рек вдруг вспомнил из школьного курса истории, что когда-то, давно, кажется, в ХХ веке, после Второй Мировой войны, когда Германия была поделена на Западную и Восточную, Бонн был столицей западной её части. А вот кто с кем воевал, за что и почему — этого Рек вспомнить так и не смог, как ни старался.

Встретили их мрачно. Фон Кутченбах, больше похожий на Каменного Гостя из «Дон Жуана», разглядывал космолётчиков с нескрываемым презрением. Он был уже не рад своей затее. И особенно не рад был видеть Река.

— В тюрьме Вам было лучше, герр Дагвард? — проскрежетал шеф, пытаясь заморозить Река взглядом. Реку и впрямь стало холодно. Остальная шатия тоже притихла.

— Молчите? — продолжал Ганс фон Кутченбах и от его тона температура в кабинете, казалось, понизилась на несколько градусов, — Я к Вам обращаюсь, Дагвард! Отвечайте!

Рек выдавил из себя нечто нечленораздельное.

— Что⁈ Не понял! Громче, Дагвард! Громче, битте зер!

— Я… — выдохнул Рек. Что сказать в своё оправдание он даже не знал.

— Ну, Вы.

И тут Река прорвало. Он в очередной раз потерял лицо, как говорят японцы. А проще — устроил истерику как кисейная барышня. Фон Кутченбах и остальные смотрели на него с брезгливым недоумением. Из всего, что Дагвард, брызгая соплями и слюной, изрыгнул, понять можно было одно:

— Всех вас ненавижу!

— Да мы вас тоже не очень-то любим. — ответил фон Кутченбах, когда Рек немного поутих, — Иными словами, мистер Дагвард — Вы желаете вернуться обратно в тюрьму? Я правильно Вас понял?

— Можете запереть меня обратно в тюрьму! — в истерической патетике Рек даже принял эффектную (как ему показалось) позу.

— И запру. — спокойно ответил фон Кутченбах.

И действительно отправил Река в камеру в подвале особнячка Штаб-квартиры. Оказавшись под замком Рек одумался было, но уже поздно оказалось.

* * *

Рива с Анкой вышли на берег идеально круглого, как по циркулю очерченного пруда. Этот городской парк больше напоминал какую-то декорацию — идеально подстриженные деревья и кусты, ровные, как по циркулю, пруды, газоны. Но всё-таки это было лучше, чем тесная камера-комната в общежитии. Расстелили плед, Рива достала из корзинки чай в термосе и бутерброды. Неподалёку они заметили ещё несколько таких же пикникующих компаний. Значит — такое было в порядке вещей. Чай был настоящий, с Земли, а вот всё остальное — местные продукты, которые категорически не нравились ни Анке, ни Риве. Анка с тоской рассматривала надкусанный бутерброд. То, что лежало на нём, было, по-видимому, соевым бифштексом, но по вкусу напоминало бумагу. Анка подумала, что то синтетическое мясо, которое приходилось есть на дальних космических станциях и которое было выращено из клеточных культур, было повкуснее, да и питательнее.

— Несчастье человечества. — вздохнула она, — Как они это едят?

Рива выглядела какой-то растерянной.

— Что произошло?

— Я даже не знаю.

-???

— Я не знаю, как про это рассказать и как к этому относиться.

— Давай, как есть.

— Помнишь, ты угостила нас конфетами?

— Ну да! Они что — оказались плохие?

— Нет. Они очень хорошие.