Неслышный зов

Секретарь институтской партийной организации Чиж вызвал к себе Громачева, посадил напротив и выжидающе смотрел на него, полагая, что комсомольский вожак заговорит первым. Но Роман, не понимая, для чего он потребовался иронически настроенному руководителю парторганизации, недоуменно разглядывал того.

— Ты не догадываешься, зачем я тебя вызвал? — наконец спросил Чиж. — Рубинская тебя ни с чем не ознакомила?

— Одним «нет» отвечаю на два вопроса. На догадки туговат, — как бы сожалея, ответил Громачев.

— Если мне память не изменяет, ты, кажется, рекомендовал Олечку Воробьеву в секретари?

— У вас память отменная.

— А у тебя, брат, ослабло классовое чутье.

— Она баронессой оказалась или что-нибудь натворила?

— Разговор серьезный, не шути. Девушка слишком отзывчива и добра… к нашему идейному противнику.

— А какие доказательства?

— Вот эти записи, — Чиж вытащил из стола дневники Козл-Вятлина. — Разве тебе их не показывали?

— Нет.

— Странно. Но не имеет существенного значения. По этим записям мы можем судить об отвратительной и враждебной сущности старика. Он явно настроен против нас и всего советского. Но не бесталанен, собака, даже какая-то оригинальная писательская сумасшедшинка в нем есть. Такое понаписал о нас всех, что при народе не прочтешь. Кстати, и о тебе весьма нелестный отзыв.

— Иного не жду. Но мне он кажется ненормальным.

— Видишь ли, ненормальность его направленная, враждебная нам. Старик талдычит не только о бесконечно малом, но и о нашей реальности. Это помешательство не новинка. Всем давно известно, что некоторые математики начали забывать, что за отвлеченными формулами и уравнениями кроется материя. И делают это умышленно. Герман Коген, например, пытался доказать, что единственной реальностью является бесконечно малое. И это понятие относится к области чистого мышления и не нуждается в созерцании, — заговорил преподавательским тоном Чиж, словно перед ним сидел бестолковый студент, которому надо разжевывать простые истины. — Установлено, что буржуазные теоретики используют математику для подтверждения идеалистических теорий. Например, статистик Кетле математически вывел вечный процент нищеты и преступности. Стало быть, если такой процент выведен чисто научными путями, то нищета, проституция и преступность не являются неизбежными спутниками капитализма, а есть нечто данное от природы, посему бессмысленно бороться с эксплуататорами.

— О чем вы говорите? Перед вами дневниковые записи простого гардеробщика, который малость свихнулся!

— В том-то и дело, что не простого, а из бывших, явно знакомого с идеалистическими теориями. Он вреден в студенческой среде. Но теперь, на основании этих дневников, мы можем его изгнать из института и насторожиться против таких, как Воробьева. Чем он ее начинил?

— Я вас не узнаю, Виталий Модестович. Олечку-то за что шпынять?

— А за то, чтоб была умней и не распространяла свою доброту на кого попало. Этой комсомолке не хватает бдительности.

— Про это вам Рубинская сказала? Ей, видимо, необходимо расчистить себе путь.

— Кстати, у Рубинской нюх оказался острей, чем у нас с тобой. Нам еще накостыляют за то, что так долго не могли раскусить Козл-Вятлина.

— А не кажется ли вам, что нюх у нее излишне острый?

— Видишь ли, Рубинская — явление серьезное. С ним приходится считаться.

— Но она со своей бдительностью и нас с вами в порошок сотрет.

— Победителей не судят.

— Значит, Рубинская теперь бесспорный кандидат на место Лапышева?

— Именно так. Ее кандидатуру поддерживают райком и горком комсомола. Ко мне уже были звонки. Но честно признаюсь, меня тоже тревожит ее рвение выделиться. Для уравновешивания хотелось бы оставить тебя в заместителях. Рубинская из интеллигентской среды: ее отец — преподаватель пения. А у тебя еще не испарилась рабочая закваска. Ты не постесняешься вовремя остановить ее. Ничего, что поцапаетесь. Организации не помешают разные точки зрения.

— Но я же вам говорил, что буду отвлекаться на свое главное дело. Зачем вам активист, которого вы заставите работать в порядке дисциплины?

— А ты думаешь, я секретарствую по своей воле? Хе! Уже давно прошел срок кончать аспирантуру, все не могу выбрать время дописать и защитить диссертацию. Тяну лямку и не жалуюсь.

— Зачем же размножать страдальцев?

— Ладно, страдалец, давай не рыпаться. Поработаем до перевыборов, а они не за горами.

Приказом по институту Козл-Вятлин увольнялся с должности помощника коменданта здания и лишался казенного жилья. Оля Воробьева увязалась за Громачевым, когда он после шестого часа занятий направился в столовую Ленкублита. По пути она спросила: