Неслышный зов

Союз писателей неожиданно вручил Громачеву ключи от двухкомнатной квартиры в «недоскребе» на канале Грибоедова. Он находился почти рядом с Домом книги. «Недоскребом» называлась двухэтажная надстройка над четырехэтажным, толстостенным казенным домом царских музыкантов. Необходимые материалы для надстройки добывали сами писатели. Они группами ходили по хозяйственникам и выскребали из складов все, что можно было раздобыть по накладным. Иногда вместо мела добывали алебастр, вместо двутавровых стальных балок — простые бревна. Заменители пускали в дело. Поэтому и возникло прозвище «Недоскреб».

Новоселье справляли в тот же день всей редакцией. Вместо стульев притащили пачки старых газет, журналов и широкий редакционный табурет. Уселись вокруг него по-узбекски. Вино пили из глубоких блюдечек, как из пиал. Они были взяты напрокат из столовки вместе с вилками и тарелочками. Горячих блюд не было, а холодные яства разместились на блюдах, изготовленных Муратовым из обложечного картона, стащенного в типографии.

Стены украсили наспех намалеванными плакатами, изречениями древних, шаржами и советами закоренелых холостяков.

Плясали под патефон, принесенный корректором. Было шумно, весело и невероятно жарко. Пришлось настежь распахнуть окна, выходившие на канал. Внизу отражала огни черная, казалось, полированная вода, а в небе мерцала голубизной белая ночь.

Разошлись под утро. Оставшись в опустевшей, еще пахнувшей краской квартире, Роман расстелил на полу газеты, прикрыл их кожаным пальто и, подложив под голову пачку журналов, повалился спать. Засыпая, подумал: «Зачем мне сдалась отдельная квартира? Не хочешь, а приобретай вещи, которые скуют по рукам и ногам, сделают оседлым».

Сусанна, узнав о полученной квартире, облегченно вздохнула.

— Наконец-то будешь жить как все люди! Очень важно иметь свое гнездо, куда можно возвращаться и оставаться наедине с самим собой. В каком виде она тебе досталась?

— Еще как следует не разглядел. Мои орлы потребовали немедля справить новоселье. На полу сидели, всю ночь куролесили.

— Так я и знала. Отдай ключи, мы с соседкой придем и наведем порядок. Только до вечера не показывайся, помешаешь.

Роман, чтобы подольше задержаться в редакции, выправил гранки очередного номера журнала. Затем купил масла, хлеба, сахарного песку, колбасы, вина и пришел к себе в десятом часу. Соседка уже ушла, Сусанна одна домывала окна. В одной из комнат стояли кухонный столик, два стула, а в углу виднелась застеленная одеялом раскладушка.

— Я кое-что привезла тебе, — сказала Сусанна. — Решила поделиться. Когда купишь приличную мебель, стол отправишь на кухню, а раскладушку спрячешь на всякий случай в кладовой. Еще коврик принесу.

Роман бросился обнимать Сусанну, но она отстранила его.

— Не дотрагивайся. Здесь, в этих комнатах, ты изменишь мне.

Оказывается, она ревновала его к новой квартире.

— А ты переезжай сама сюда. Одна комната твоя.

— К счастью или к сожалению, этого никогда не будет, — с печалью в голосе ответила она. — Не хочу ни тебя, ни себя связывать. И Мокеич плох, такого удара не выдержит. Проводи меня.

— А ужинать?

— Интересно, как ты собирался угощать? У тебя же нет ни чайника, ни стаканов, ни дров для плиты.

— А мы всухомятку… вином запьем.

— Нет уж, захватывай все и пошли к Мокеичу ужинать. Он, видно, заждался. Тебе обязательно показаться надо, а то бог знает что подумает.

Георгиевский действительно встретил их упреком:

— Что вы так поздно?

Взгляд у него был недоверчиво настороженный, а губы бледные до синевы. Но Сусанна могла смело взглянуть ему в глаза.

— Только что кончили уборку, — устало сказала она. — Ничего у него нет, ни тряпки, ни ведра, ни метлы. Пришлось в помощницы брать Марию Трифоновну и все тащить с собой. Квартира хорошая, можно семейством обзаводиться. Только пусть приводит девчонок таких, которые убирают после себя. А то насвинячили, новоселье справляя, и ушли. А я за них старайся.

— Да, брат, это тебе не общежитие, — успокоясь, заметил Мокеич. — Учись прибирать за собой. Я в молодости сам корячился. Уборщиц не будет.

— Точно, — добавила Сусанна. — В первый и последний рае убирала.

На другой день, за час до окончания работы, Громачев отправился в Гостиный двор, купил себе эмалированный чайник, недорогой сервиз на шесть персон, ложки, вилки, ножи и сковородку. С довольно увесистым свертком он поднялся на пятый этаж и у своей двери застал плечистого парня, сидящего на бауле из некрашеной фанеры.

Кудрявый русак был по-деревенски моден: на голове едва держалась восьмиугольная кепочка с матерчатой пуговкой на маковке, на лацканах серого грубошерстного пиджака красовались значки МОПРа. Брюки у него были навыпуск, а на сапоги надеты новые, сияющие лаком галоши, хотя в городе было сухо.

Увидев Громачева, парень вскочил, снял кепочку и полюбопытствовал:

— Не Романом ли Громачевым кличетесь? Редактором журнала будете?

— Буду. Но я принимаю не здесь, а в редакции.