Мальчишки ждали от Щупарика всяких каверз, но вероломство их потрясло. Дал слово и не сдержал. Такому больше доверять нельзя, он всегда продаст.
Горестно просидев в темноте, мальчишки задумались: что же предпринять? Если они не придут ужинать, то родители всполошатся, начнут искать и, может быть, раньше Щупарика обратятся в милицию. Обязательно надо показаться.
— Давайте выберемся отсюда и сходим домой, — предложил Нико. — Поужинаем и как бы пойдем спать. Полежим немного и вернемся в школу.
Так они и сделали: с помощью веревочной лестницы выбрались из голодальника, разошлись по домам, поужинали и улеглись спать. А когда раздался ночной гудок лесопилки, покинули свои постели, потихоньку вышли на улицу и встретились у школы. Здесь они стали обсуждать: как отомстить за вероломство Щупарику?
— Мы ведь заперты на ключ, да? — спросил Нико у товарищей и, слыша насмешливое хмыканье, добавил: — Нас нет на воле. Если что случится вне школы, никто заключенных не обвинит. На суде это называется алиби. Так что мы можем навредить как хотим. У меня есть предложение ударить по самому больному — по теплицам. А чтобы Щупарику попало от жены, оставим свой знак с запиской: «Привет от школьников!»
Ребята примечали, что некоторые учителя после уроков превращались в неприметных и скучных людей. Дома они выносили помои, рубили дрова, таскали воду, копались в навозе. Это уже были не громовержцы и оракулы, а забитые женами мелкие служащие.
Не лучше был и директор школы. Придя домой, он снимал свой черный костюм, рубашку с манишкой и надевал какие-то задрипанные брючишки, заношенную кофту, длинный клеенчатый передник и дырявую шляпу. В таком виде Щупарик был жалок и походил на огородное чучело.
При жене он вел себя безропотно, в голосе не было рокочущих нот, так как в доме властвовала потомственная огородница — дородная женщина почти гвардейского роста. Ее приданым были застекленные теплицы, подогреваемые торфом. В теплицах выращивались рассада и цветы для продажи. Со своего огорода директорская жена получала доход, в несколько раз превышавший зарплату мужа, поэтому к его должности огородница относилась без всякого уважения. В доме на Щупарика наваливалась работа батрака: он безропотно носил воду в теплицы, в тачке возил торф и навоз, копался в земле.
Набив карманы камнями, мальчишки подобрались к директорскому дому, который находился недалеко от школы. Наклеив на высокий и плотный забор свой знак с запиской, они первый залп из рогатки дали по теплицам. Потом принялись швырять камни как попало. В доме услышали звон разбиваемых стекол. Одно из окон вдруг распахнулось. Высунувшаяся из него белая фигура в чепце грубым голосом завопила:
— Это кто там хулиганит? Шкоды проклятые! Виля, чего ты там копаешься? Лови их, они из твоей школы!
Соскочив с забора, ребята бросились бежать. Вернувшись в школу, они быстро пробрались в голодальник, забросили веревочную лестницу на печку и улеглись на скамейках спать.
Минут через пятнадцать в школу ворвался разъяренный директор. Он, видно, не надеялся застать сорванцов на месте, поэтому удивленно спросил:
— Вы здесь, негодники? Кто из вас выходил на улицу?
— Как же выйдешь, если вы заперли нас? — обиженно заметил Нико. — С голоду тут подохнешь.
Но его жалоба не тронула директора.
— Если не вы били стекла, то кто-то из вашей банды, — настаивал он. — Назовите имена! Это за вас мне мстят, да?
— Откуда мы знаем! Мы никого не просили, ни с кем не разговаривали, — ответил Ромка.
— Так я вам и поверил! Если не назовете негодяев, сгною в тюрьме! Кто еще состоит в вашей банде?
Тут заговорил Гурко фразами, вычитанными из книг:
— Ваши подозрения причиняют нам боль. Я не думаю, что вы льстите нам, так как слишком горячо говорите. Вы шутите, синьор, или хотите нас напугать?
— Что такое? — не понял его Щупарик. — Ты что мелешь, негодник?
— Точно раненный в сердце, юноша пошатнулся, — продолжал декламировать Гурко. — Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не побледнел, нет, и не обнаружил никаких признаков отчаяния, естественного в такую минуту. Он только смог сказать: «Стыдитесь, капитан, так себя в порядочном обществе не ведут!»
Директор опешил. Изысканную книжную речь он принял за издевательство и грубо оборвал Гурко:
— Ты впрямь негодяй! Смеешь делать замечания взрослым? И кому — директору школы!
— Я не из тех, кто сносит оскорбления! — став в позу оскорбленного, ответил Гурко. — Выбирайте оружие — шпаги или пистолеты?
Будь Витольд Робертович начитанней, чуть снисходительней и добрей, он бы понял, какой источник питает фантазию младшего Зарухно, и смог бы ответить подобной же фразой из Майн Рида или Александра Дюма, но он никогда не увлекался приключенческой литературой и понятия не имел, чьи герои говорят таким языком, поэтому заорал:
— Я сейчас выберу оружие! Схвачу швабру и отлупцую за наглость. А может быть, вы втроем решили на меня напасть?
Неизвестно, что ему померещилось в темноте, но он вдруг стал пятиться к двери и предупредил:
— Знайте: за нападение на учителя — тюрьма!