За ужином папа рассказывает об удачной сделке. Теперь наш табун пополнился двумя породистыми лошадьми, чему отец безмерно рад. Но у меня такое чувство, что он так радуется не только из-за лошадей. В его глаза вернулся былой блеск, а широкая улыбка не сходит с губ. Чтобы ни было причиной такого поведения, я рада за отца. Иногда я всё же замечаю, как он сидит в своём кабинете, глядя на фотографии мамы. В эти моменты он кажется таким сломленным и одиноким. Они с мамой влюбились с первого взгляда. Это было сказкой, и их глаза всегда сверкали от счастья, когда они смотрели друг на друга. Не многие могут найти свою половину, но моим родителям это удалось. Даже после смерти мамы, отец продолжает любить её. И если сейчас он вдруг найдёт ту, кто будет делать его счастливым, я буду лишь рада. Это не будет предательством, но я всё же думаю, что мама хотела, чтобы отец был счастлив.
Когда ужин подходит к концу, приходит Элизабет. Она как всегда одета в своём любимом стиле. Обтягивающие тёмно-синие джинсы, чёрная майка и джинсовая куртка. На ногах массивные ботинки на шнурках, а через плечо закинута спортивная сумка. Выглядит она усталой, и я замечаю, что на ней нет ни капли макияжа. В последнее время это входит в привычку. Но мне всё ещё странно видеть её без жирных чёрных стрелок вокруг глаз.
— Всем привет, — говорит она, скидывая на ходу ботинки.
— Привет, можно поинтересоваться, где была моя младшая дочь? — спрашивает отец, откинувшись на спинку стула.
— Перевозила героин в Мексику, — сестра садится за стол, хватая из тарелки кусок жареной курицы.
— И как? Удачно? — не отстаёт отец.
— Вполне, — Лиз усмехается, и отец кивает в ответ.
Это происходит каждый раз, когда Элизабет не в духе. Папа пытается вызвать её на разговор, а сестра включает мастера по сарказму. Иногда папа ей подыгрывает, и они могут весь вечер говорить о том, кого Лиз убила на этот раз и нужна ли ей помощь, чтобы зарыть труп. Что говорить, наша семейка со странностями, но у кого их нет?
Я оставляю сестру с отцом и ухожу в свою спальню. Сегодняшний день тянулся слишком долго. Давно я не ощущала себя настолько измотанной. Не раздеваясь, я падаю на кровать и закрываю глаза. В комнате тихо, но если постараться, то можно услышать тихий шум голосов, доносящихся снизу. На улице лает собака, надрываясь так, словно злится, что на неё не обращают внимания. Где-то на перекрёстке у светофора наверняка стоит парочка влюблённых, не желая расставаться. Когда-то там стояли мы с Кэмероном. Он не провожал меня до дома, мы так договорились. Перекрёсток был серединой расстояния от моего дома, до дома Кэма. Это было справедливо, а в то время я была борцом за равноправие. Как много изменилось с тех пор, когда мы беззаботно целовались, растягивая минуты на часы. Влюблённые люди напоминают детей, им не свойственно понятие о времени. Им кажется, что время бесконечно, но даже оно способно заканчиваться. Влюблённость проходит, а дети взрослеют.
Незаметно для себя я проваливаюсь в тревожный сон. Мне снится, что я бегу по дороге босиком. Мелкие камешки то и дело впиваются в мои голые ступни, но я игнорирую боль. Бегу и бегу, не останавливаясь. Ветер становится всё сильней, начинается ливень. Меня бьют огромные капли дождя, но я не прекращаю бежать. Наконец передо мной показывается дом Кэмерона. Я облегчённо выдыхаю, останавливаюсь и толкаю тяжёлые кованые ворота. Медленно иду к входной двери, и с каждым шагом идти становится всё сложней. Подхожу к двери и толкаю её, оказываясь в просторном холле, полном стекла и металла. Зову Кэма, но в ответ мне звучит лишь эхо. Обхожу дом и замечаю его в гостиной. Он в чёрном деловом костюме, волосы идеально зачёсаны назад, а когда его взгляд падает на меня, то мне хочется стать невидимой.
— Ты не можешь здесь находиться. Я тебя ненавижу! — его голос звучит как раскат грома. Серые глаза кажутся стальными, как и всё в этом доме. Он не похож на себя, мой Кэмерон никогда бы не сказал такого и не посмотрел на меня таким взглядом.
— Кэм, пожалуйста… — шепчу я, приближаясь к нему, но его крик пригвождает меня к месту.
— Убирайся!
По моим щекам текут слёзы и, отвернувшись от него, я медленно иду к выходу. Лишь сейчас, замечая свои кровавые следы на белом кафельном полу. Мой взгляд опускается на голубое платье, которое насквозь пропиталось кровью.
С криком я просыпаюсь. Тяжело дыша, осматриваю комнату и понимаю, что я дома. Всё это было лишь страшны сном. Вытираю лицо, которое оказывается мокрым от слёз, и встаю с постели. Халат неприятно липнет к телу, и меня начинает бить дрожь. Беру из шкафа чистую пижаму и иду в ванную. Включаю горячую воду и стягиваю с себя влажную одежду. Когда комната наполняется паром, встаю под душ и стою до тех пор, пока кожа не краснеет. Опираюсь на холодную кафельную стену и начинаю плакать. В голове всё ещё звучит голос Кэма. И каждый раз этот голос бьёт сильнее, чем пощечина.
«Это всё сон! Это всё сон!» — думаю я, но на самом деле этот сон значит намного больше.
— Джилл! Джилл, открой! — слышу я приглушённый крик сестры.