Несмотря ни на что

Но его сестра и Джон не слушали и вели между собой разговор в том как будто самом обычном тоне, который незаметно устраняет других от участия в разговоре. Тут создает барьер не столько понижение голоса, сколько неуловимая интимность, полуслова, дающие впечатление, что между двумя беседующими установилось какое-то особое, тонкое взаимное понимание.

Несколько позже все общество отправилось кататься в гондолах. В одну сели Джон, леди Кэрлью и Кэролайн, в другую — Чип, Дерри и Анна, младшая сестра.

Джон чувствовал себя во власти какого-то предательского возбуждения. Картины этого спящего волшебного города, приглушенная музыка, то совсем замиравшая, то звучавшая явственно, когда гондола миновала темные повороты, — все это еще усиливало чувство упоения.

Кэролайн, прижавшись в уголок возле Джона, молча курила. Отблески огонька папиросы то вспыхивали, то умирали в ее глазах. Белая шляпа при лунном свете казалась сделанной из сверкающего серебра.

Леди Кэрлью мирно дремала за спиной дочери. Ее молчаливое присутствие как-то еще обостряло испытываемое молодыми людьми чувство близости.

Наконец, Кэролайн промолвила:

— Ваш друг Чип опасается, что я веду вас к гибели, Джиованни.

Она коротко засмеялась и прибавила:

— Я пыталась себе представить, каково быть любимой мужчиной его типа — сильным, благородным и молчаливым! Интересно, что они, — скрытые вулканы? Или просто такие почтенные смертные, о каких мы читаем в Книге Царей, — патриархи и родоначальники племен?

— Чип — один из лучших людей, каких я знаю, торопливо вставил Джон.

— Какой вы примерный друг — прямо из хрестоматии, — съязвила Кэролайн. Ваша верность и постоянство в дружбе обращают мои мысли к Библии и вызывают желание говорить о Давиде и Ионафане! А знаете, почему, собственно, я пытаюсь умалить достоинства мистера Чипа?

— Нет. Почему?

— Да потому что он меня не любит, — а я терпеть не могу, чтобы меня не любили. Люди обыкновенно уверяют, что им это решительно все равно. Конечно, такое равнодушие — отличный оплот против чужого презрения и помогает сохранять самодовольство… Но чаще всего они только притворяются, что им все равно! А странно, что хочется нравиться непременно всем, правда? Странно и унизительно. Потому что я, например, не могу примириться с антипатией ко мне даже тех, кого презираю. Я хочу все же, чтобы они мною восхищались, дорожили. Я чту обычай давать «на чай» швейцару или носильщику, потому что мне хочется внушить ему расположение к себе. Разве это не глупо и не мелочно?

Она не спрашивала, а просто удивленно констатировала факт. Голос ее звучал весело.

— Вы и друзей заводите из таких побуждений? — спросил Джон.

Кэролайн посмотрела на него. Его голова была ярко освещена луной.

— А это зависит от человека, с которым хочется подружиться, — сказала она полушепотом.

Гондола вошла в полосу тени. Было очень тихо, только вода журчала за кормой. Рука Кэролайн на мгновение легла на руку Джона. И Джон тотчас же сжал ее в своей.

Вся кровь прилила к его сердцу от прикосновения этой прохладной руки. Ему было ясно видно ее белое лицо, ресницы, трепетавшие на щеках, как темные шелковистые крылышки: Запах ее духов словно окутывал их обоих плотным сближающим покровом.

Джону казалось, что рука, лежавшая в его руке, тянет куда-то за собой. Он опустил голову, не мог вымолвить ни слова. Он слышал прерывистое дыхание Кэролайн. Потребность поцеловать ее становилась такой властной, что противиться было невозможно…

Леди Кэрлью проснулась и спросила, не спала ли она.

— Я прозевала что-нибудь, дружок? — спросила она жалобно у Кэролайн. — Какой-нибудь фейерверк или один из этих славных старых дворцов, сверху донизу в огнях?

— Было что-то такое ослепительное, вроде пожара, — сказала весело Кэролайн, и голос ее шелестел, как шелк. — Не правда ли, Джон?

Джон первую секунду не был в состоянии ответить, так сильно у него колотилось сердце. Потом сделал над собой усилие и очень спокойным и равнодушным тоном сказал:

— Разве? Боюсь, что я тоже, как леди Кэрлью прозевал это.

Его рассердила веселость Кэролайн. Но, когда она придвинулась близко и как будто нечаянно коснулась его, он снова весь затрепетал.

«Что это? — спросил он себя. — Неужели я действительно влюблен в нее?»

Он с пристальным любопытством взглянул на Кэролайн, когда они вошли вместе в нарядный вестибюль отеля.

Она красива… Но жениться?..

Нет, жениться у него не было никакого желания.

Он сидел рядом с Кэролайн, и они пили кофе и докуривали папиросы.

Скоро приехали и остальные. Чип устроился в кресле рядом с Джоном.

— Я привезла его обратно в целости и сохранности, как видите, — сказала сладеньким тоном Кэролайн.

Чип, улыбавшийся своей милой обезоруживавшей улыбкой, подумал про себя, что если этот подвиг и был совершен, то, конечно, благодаря неуязвимости Джона или какой-нибудь помехе.

Вечером он приплелся к Джону в спальню. Пришел говорить о Кэролайн. Таково, во всяком случае, было его тайное настроение. Чип считал себя большим дипломатом.