Несмотря ни на что

— Это я себе не доверяла, — возразила Виола грустно. — Мне казалось, что ты можешь дать так много, а я так мало. Красота жертвы так часто превращается в будничную, мелочную пытку. Не могла я допустить, чтобы ты так заплатил за любовь ко мне. В любви так много зависит от женщины, — больше, чем ты думаешь. От нее зависит сохранить любовь мужчины надолго живой, радостной, всегда чуткой и отзывчивой. А я на себя не надеялась. Я боялась, что скоро устану, слишком устану идти с тобою всегда и во всем в ногу. А это — важная часть той задачи, о которой я говорила. Помнишь, как я раз устала от верховой езды и уснула? И в другой раз тоже. И ты сказал со смехом: «Вечно ты устаешь, Ви, это скучно, наконец!» Помнишь?

— Да, — отвечал отрывисто Джон. — Но нам теперь надо решить… Что ты будешь делать? — Его раздражение все усиливалось, какое-то тупое отчаяние охватило его.

Виола почти машинально повторила слова Джона:

— Что мы будем делать теперь?

Она крепко ухватилась за солнечные часы, словно ища поддержки.

— Не можем мы продолжать жить так, — сказал жестким тоном Джон.

— О продолжении не может быть и речи с той минуты, как ты сказал, что я «обманула твою любовь».

— Все это можно уладить очень просто, — продолжал с хмурой настойчивостью Джон. — Нам надо обвенчаться.

Виола посмотрела на него, на это угрюмое лицо и печальные глаза — и вдруг припала лицом к камню и разразилась рыданиями.

Новый прилив раздражения овладел Джоном. Это раздражение подготавливалось всю неделю неприятностями из-за должности, взволновавшей его беседой с Кэролайн, тревожными мыслями насчет жизни с Виолой.

— Боже, что за дьявольская неделька!

Но, слушая всхлипывания Виолы, он искренно хотел как-нибудь снова наладить все, помириться с нею.

Она, наконец, подняла лицо, забыв утереть слезы. Губы ее мучительно дергались.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы мы обвенчались?

— Конечно. Это — самый лучший выход.

— Но ты сказал, что я обманула твою любовь?

— А как прикажешь назвать это? — пытался оправдаться перед самим собою Джон. — Как прикажешь назвать это, если женщина добровольно предпочитает быть в жизни мужчины тем, чем желала быть ты?

— Джон!

— Теперь дело идет о целой жизни — и твоей, и моей. Зачем же недоговаривать правду?

— Так правда в том, — подхватила Виола так же запальчиво, как он, — что ты считаешь долгом жениться на женщине, которая стала твоей любовницей? Ни слова о любви, ни слова сожаления о том, что побудило меня согласиться на самую унизительную роль в твоей жизни вместо роли почетной! Я любила тебя здесь, в этом саду, и в нашем коттедже самой лучшей любовью, на какую способна, и ты отвечал мне тем же. А теперь? А теперь ты клеймишь эту любовь, как позорную, говоришь, что я обманула тебя, но в залог прощения предлагаешь мне стать твоей законной женой! Я старалась думать только о твоем счастье, никакая любовь не может сделать больше. Я добровольно шла на унижения. Я бы, как женщины древних времен, с радостью пошла на пытку ради спасения любимого, я бы вынесла тяжесть всеобщего презрения. А ты думаешь, для женщины моего склада это легко? Думаешь, я не проклинала себя подчас за то, что не рискнула всем, не взяла от своего часа все, что можно, не беспокоясь о том, чем это кончится в будущем? Мой «подвиг» оказался ненужным, это я сейчас вижу, но побуждения у меня были достойные. Я просто честно ошибалась. И, отдав все, что могла, я должна отказаться от твоего великодушного предложения. Не надо благотворительности, мой друг. Я слишком горда — слышишь ты? — чтобы ею воспользоваться.

Джон схватил ее за руки.

— Что ты хочешь сказать?

— Хочу сказать, что была твоей женой, пока ты любил меня, — так я смотрела на себя, не знаю, как смотрел ты. Не могу начать теперь любить по-иному. Я не чувствовала себя старой до сегодня. А сейчас…

Она с трудом усмехнулась.

— Ты хочешь сказать, что это — конец? — спросил Джон, не веря своим ушам.

— Ты знал это не хуже меня уже тогда, когда ожидал меня здесь. Тому, кто любит, как я, нетрудно прочесть на лице любимого человека каждую мысль, угадать каждое настроение. Ты меня почти ненавидел в ту минуту, когда я пришла, потом — почувствовал презрение. В твоих глазах я казалась тем, чем никогда не была на самом деле. Никогда бы не поверила, что ты можешь посмотреть на меня такими глазами. Твое предложение жениться на мне было сделано именно так — оскорбительно для меня. Между нами нет прежнего единения. Твоя тревога за свою карьеру уже отчасти нарушила его, а сегодняшний день — убил окончательно. Хватит с нас объяснений и взаимных упреков… Простимся по-хорошему.

Джон, наконец, уразумел, что она говорит вполне серьезно. В залитом солнцем кусочке сада, за живыми зелеными колоннами тисов вдруг стало ужасно темно и холодно.

— Виола… — он заикался. — Все меняется… изживается… Но эти два года… Мы не можем расстаться. Я не хочу, слышишь?

Он схватил ее в объятия.