— Ну, так вот, газете вынесли предупреждение, а по их законам — три предупреждения — закрытие издания без права возобновления. Свобода слова — вещь хорошая, но когда война — несколько излишняя.
— А чем переговоры о границе кончились?
— В тот раз обе стороны оказались достаточно умны, что бы понять — заглотить все не получится. Противник, хоть и готов уступить кое-что, но до определенного предела. Надавишь чуть сильнее — последствия будут непредсказуемы. Река и стала границей.
— Точно! Я вспомнила карту!
— Вот потому там и договорились встретиться. Вроде как город, где одна половина наша, а другая — мирренская. Хотя это считалось так. От центральных властей далеко. Были времена, когда корабли туда раз в два года заходили. Императорскому курьеру и то скакать неизвестно сколько было. Железную дорогу туда до сих пор не дотянули, правда, причины на то другие… А так, народ там смешанный жил.
— Что-то не слышала я про такой город.
— Его больше нет. Ни на наших, ни на их картах.
— Как так? Там же такие важные переговоры происходили…
— Это тогда они важными казались, а сейчас выглядят дипломатическим курьёзом. Про них даже говорят с грустной иронией: единственное решение великих держав, устроившее обе стороны. Да и проходили переговоры не в городе, а на островке посредине реки, чуть ближе к мирренскому берегу.
— Островка тоже, скажешь, теперь нет?
— Почему, есть. Остров Смерти называется.
Марина поежилась. Океан мёртвых, потом ещё остров смерти. Ветер что-то усиливается. Неуютно. Страшновато. Но интересно.
— Почему он так зовется? И что это за город такой был?
— Сначала там мирренская торговая фактория была. Потом наши на другом берегу реки форт вроде как для наблюдения построили. Так и жили. Лет сто, наверное, даже поговорка была, и у наших офицеров, и у мирренских: "Дальше форта не пошлют" — в смысле, самая что ни на есть дыра. Дыра-дырой, а народу постепенно все больше там становилось — земли неплохие, рыбы в море навалом. Одно время даже думали, что первая трансконтинентальная магистраль в городе будет заканчиваться, но решили, что столь важная станция на самой границе — как-то не очень.
Фронт стал по реке. Лето было очень жарким, самым жарким за все время наблюдений. Река очень сильно обмелела. Кто первым решил занять остров, сейчас неважно. Важно, что другая сторона с потерей не смирилась. И началось. Сколько раз островок переходил из рук в руки — не сосчитать. Говорили, вниз по течению вода красная текла. Артиллерия, минометы, газы, огнемёты — всё, что хочешь и в любых количествах. Самолёты — штурмовики там применили впервые, там же и газовые бомбы испытали. Понравилось!
Ходили слухи, что миррены оборудование со строительства подземной электродороги привезли и туннели тянули. Хотели то ли под остров, то ли под наши позиции на том берегу подвести, и фугасы в десятки тонн заложить. Было ли это там — не знаю, а на других участках фронта с такими "кротовинами" сталкиваться приходилось.
Граница в итоге так по реке и осталась. А города не стало. Бои за остров шли несколько месяцев. За это время все разрушили.
Да и немного найдётся желающих жить в месте, где лопатой в землю ткни — в осколок снаряда попадешь. А чуть копнешь — череп найдёшь.
Город решили не восстанавливать. Просто упразднили административную единицу. Руины сровняли с землёй, щебёнку куда-то вывезли Оставшееся выровняли бульдозерами. Даже земли завезли и место засыпали — что бы все поскорее травкой заросло. Словно и не было никогда города. Крови море пролили, оставшись при своем.
Относительно этого участка границы договорились — на расстоянии тридцати километров от границы не держать никаких войск, кроме обычных пограничных частей. Это и их, и нас устраивало — в тех краях, на случай прорыва фронта была оборудована вторая оборонительная позиция. Как раз, километрах в тридцати. На всякий случай, уже за ней третью начинали оборудовать. И сейчас вновь за неё взялись. Да и миррены свои укрепления в порядок приводят.
А остров решили объявить нейтральным. Вроде как в память о погибших. Там вперемешку кости лежат. Наши, их. Никому разгребать не хотелось. Если карту той части Приморья в большом масштабе найдёшь, то увидишь, что остров окрашен белым. У мирренов белый — траурный цвет.
— Я знаю. Как-то раз на большой карте долго искала, где же у нас нейтральная зона — так и не нашла.
— Гладенький сейчас остров. Только травка и растет. А посредине памятник стоит. Совместный. Огромный каменный куб, расколотый по диагонали. Чёрный камень — наш, серый — их. На стороне, обращенной к своему берегу — звезда наша, пятиконечная, а к мирренам смотрит их императорская с семью лучами. Текст ниже — один и тот же. "Исполнившим свой долг".
— Стоп! Я видела фото этого памятника со звездой и надписью. Но думала, что на памятнике больше ничего нет.
Сордар усмехается.
— На сто процентов уверен, что мирренка твоего возраста сказала бы про памятник то же самое, имея в виду совсем другую звезду.
— Не, не сказала бы.
— Почему?