— Все, и никто. Она обожает делать неочевидные, но верные выводы из очевидных вещей. Она сказала: "Императрицу так зовут не из-за того, что она здорово танцует, а потому, что она с отцом дружила столь же близко, как Кэрдин в свое время".
Софи промолчала. Слухи и ей известны, и она, хотя и считает их правдивыми, предпочитает не говорить на подобные темы. Лучше перевести разговор на что-нибудь другое.
— Почему же ты на гимнастике чуть ли не последняя?
— Не знаю. Когда на меня люди смотрят, я как-то теряюсь. Мышцы словно деревенеют.
С усмешкой изучают отражение. На Эриде шляпка, очки, несколько длинных перепутанных жемчужных ожерелий, свешивающихся ниже пупка, и балетные туфельки.
У Софи бархотка на шее, ещё одна на середине бедра левой ноги, мехове боа через плечо.
Переглядываются.
— Правда, мы замечательные?
Обе хохочут.
— А теперь ты мне позируй: ложись на бок спиной ко мне.
Так и не одевшись, лежат на кровати, листая альбом репродукций.
— Представляешь, что будет, если эти рисунки найдут?
— А что может быть? Висит же в Императорском музее портрет Эоны Сордар. На ней тоже ничего нет, а ей лет десять — одиннадцать, не больше.
— Ты бы ещё служанок с фресок в старых мирренских гробницах вспомнила!
— Вообще — то, судя по ожерельям и прическам, там и принцессы изображены. Не вполне понимаю, почему изображение обнаженной женщины — искусство, а если нашей ровесницы — то у художника могут быть проблемы с законом.
— Ну, у Пархена проблем не было, хотя его изображения школьниц на пляже взбесили некоторых феминисток. Они даже привлечь за растление его хотели.
— Там всё было чисто, мне Кэрдин говорила, отцу, кстати, эти рисунки понравились, но он об этом сказал, только когда негласная проверка закончилась. Художник ему напомнил какого-то известного иллюстратора из другого мира.
На следующем листе как раз знаменитое изображение принцесс.
— А давай, как они оденемся?
— Так на них же и нет почти ничего.
— Не скажи, видишь, браслеты, косички.
Запасы косметики у Эр тоже превосходят все мыслимые пределы. У Софи куда меньше.
Первой принцессой решили сделать Эриду, как более смуглую. Софи заплетает ей множество косичек. Проводит стрелки около глаз. Берет помаду, обводит сосок Эриды. Та хихикнула.
— Щекотно!
Каждая надевает на предплечья по несколько браслетов.
Софи застегивает тоненький серебряный поясок.
Проходит на носках, ритмично покачивая бедрами. Звякают браслеты на запястьях и щиколотках.
— Смотри, я танцовщица.
Эрида торопливо делает набросок.
— А может, фото поделать, а потом уже с них рисовать? У меня цветная пленка есть.
— А кто проявлять будет?
— Я и буду.
— Ты сможешь?
— Конечно. Мне уже два года фотографией заниматься нравиться. Я даже как в старину, на стеклянные пластины фото делать умею. Реактивов целый ящик. Марина про них расспрашивала.
"Ой, мама!" — думает Софи.
— Смотри, если с этим фильтром, то фото будет такое коричнево-желтоватое, как в старину.
— Эр, у тебя мундштука часом нету?
— Мундштука… Не, нет, капитанская трубка была где-то.
Со шкафа стаскивают плюшевого тигра, по расцветке и выражению морды мало отличающегося от настоящего. Софи устраивается у него на спине. Костюм — только бусы и шляпка. Сначала сидит, потом укладывается и обнимает зверя.
— Если подретушировать чуток, — Эрида щелкает затвором, — то тигр совсем, как живой будет.
Эрида протягивает Софи фотоаппарат.
— А теперь ты сними меня. С мечом, как воительницу.
— У тебя, что, и меч есть?
— Конечно! А у тебя разве нет?
Софи промолчала. Прославленные Мечи Дины она видела только в витрине. "Ты не коснешься "Глаза Змеи" до совершеннолетия!" — непривычно властным тоном сказала Кэретта Марине. Это было на одном из прошлых парадов. Чем-то он был важнее других, по крайней мере, на Кэретте была старинная портупея, и золотом и камнями сверкала на боку любимая рапира императрицы. Софи прекрасно знает — если Кэретта запретит что-либо одной из них — запрет распространяется и на другую.
— Есть… Но… Ты хочешь сказать, что он у тебя при себе!?
— Ну да, маминого рода. Так как она последней была, то он теперь мой.
— Посмотреть можно?
Кажется, столяр, изготовивший шкафы в комнате Эриды, знал способ делать мебель в четырех измерениях — иначе Софи не могла объяснить, как столько вещей можно разместить в столь небольшом объёме.
Эрида заходит в шкаф. Кажется, что она ушла куда-то далеко. Она и в самом деле задом вылезает совсем из другой дверцы. За портупею тащит меч. Мама дорогая! Здоровенный двуручник с клинком, пожалуй, подлиннее, чем рост хозяйки. А если ещё рукоять больше чем в полметра добавить…
— Ты его хоть поднимешь?
— Ну да.
С показной небрежностью Эрида закидывает меч на плечи. Обхватывает руками, словно мирренский наемник. Софи торопливо отщелкивает несколько кадров. Она-то видит, что рукоять меча пристегнута к ножнам, но с Эриды станется посмотреть, что это за загогулины у дужек.