Тесты мы решили провести на следующей неделе. Чтобы давать мне указания, мне нужен был кто-то достаточно твердый, кто не побоится сказать, если у меня будет плохо получаться. Я позвонил Жану Беккеру, с которым познакомился на одном фестивале. Его развеселило предложение провести со мной тесты в понедельник – в выходные мне нужно было лететь в Лондон на последний кастинг.
Мне предстояло посмотреть пять актеров. Четырех англичан и одного американца. Первым приехал американец. Я увидел его в гостиничном люксе. Его звали Жан-Марк Барр.
Меня сразу поразила его красивая физиономия. В его лице было что-то ангельское. Голос у него был тихий, а вид такой же потерянный, как у Майоля на вокзале Сен-Шарль.
На самом деле у него только что угнали машину, он не нашел квартиру и невесту, с которой приехал, и у него не было работы. К тому же, говоря об этом, он смеялся.
Я спросил его, нырял ли он когда-нибудь. Он ответил, что работал спасателем на пляжах Сан-Диего, когда был подростком, к тому же он бегло говорил по-английски и по-французски. Мне показалось, сам Господь послал мне эту жемчужину.
Я поблагодарил Жана Беккера и заменил свои тесты на тесты для Жан-Марка. Я представил его Розанне. Между ними пробежал ток, и Розанна включилась в работу. Я с облегчением отказался от роли. Жаком Майолем будет Жан-Марк. Фильм становился реальностью.
До съемок оставалось несколько недель.
Теперь я жил в квартире немного посветлее, рядом с Трокадеро, с одной актрисой. Я расстался с Софи, монтажницей двух моих первых фильмов. Переход между двумя мирами оказался для нас роковым. Мы перешли из тени в свет. Наша дружба это пережила, но любовь пострадала.
После Софи два года я жил с другой девушкой, Магали, но с ней мы тоже расстались. Мое эмоциональное развитие еще не завершилось, и я совершал одну и ту же ошибку, заводя отношения с девушками, которые пребывали в таком же эмоциональном состоянии, что и я.
Мне до сих пор не вполне понятно, как строить любовные отношения. Меня этому не научили. Моей семейной моделью была катастрофа, а «Клуб Мед» был плохим учителем жизни. И потому я составил себе некое представление о любви, на самом деле не основанное ни на чувствах, ни на понимании. Мне была известна только схема – та, которую на протяжении долгих лет внушал Дисней: «Они любили друг друга, жили счастливо, и у них было много детей».
После разрыва с Магали я вступил в отношения не с девушкой, но с женщиной. Однако я не был к тому готов. Мои наивность и эмоциональная неразвитость были вопиющи. У меня не было естественной защиты. В отличие от нее. Она была актрисой и уже очень хорошо знала общество и как в нем все устроено. Она вошла в меня как нож в масло и уничтожила созданный мной хрупкий образ любви. Ее представление было иным. Съесть или быть съеденным. Вооружен или безоружен. Настоящая самка богомола.
Очень скоро она забеременела. Мысль о ребенке одновременно радовала и пугала меня. Я совершенно не был готов, и в то же время мне так необходимо было создать семью, так хотелось прижать к сердцу этого ребенка.
В голове у меня все перепуталось, а сердце было разбито. Я больше не буду говорить об этой женщине, с ней у меня нет ничего общего, кроме этого ребенка, который вскоре появится на свет и которого я решил любить, несмотря на коварство его матери, даже беременной.
В самом деле, предательство стало частью моей жизни. Кто-то, должно быть, еще при рождении меня на это подписал. Я так остро нуждался в семье, что позволил использовать себя. Тем хуже. Я не хотел наказывать этого ребенка еще до того, как он явится на свет. А пока душу и тело я посвятил своей «Голубой бездне», которая явно играла с моей жизнью.
Через пять недель после начала съемок подводные камеры все еще не были готовы, и съемочная группа начала тренироваться в бассейне.
Маркус, мой бывший начальник в «Клуб Мед», отвечал за организацию и проведение глубоководных съемок. Жан-Марк много тренировался, но ему было вполне комфортно. Что касается Жана… он исчез. Тренер не видел его два дня.
Я позвонил к нему домой, но жена тоже два дня его не видела. Мы связались с близкими друзьями Жана, но его не было нигде. Я начал беспокоиться, и мы обзвонили все больницы и комиссариаты Парижа. Никаких следов Жана. Я сел на мотоцикл и объехал его близких друзей, одного за другим. Жан имел обыкновение засиживаться в ресторане, который держала пара геев, его давних друзей, но они тоже ничего нового не сообщили.
Я начал паниковать. Усевшись за стол в своем офисе, я закрыл глаза и часами копался в памяти в поисках подсказки, чего-то такого, что могло бы вывести меня на верный путь. Исчезновение Жана было полнейшей тайной. Вдруг мне пришла на ум крошечная деталь: один из владельцев того ресторана показался мне странным. Между исчезновением Жана и тем, как он на это отреагировал, было некоторое несоответствие, что-то неестественное или плохо сыгранное. Это единственное, за что я зацепился, и потому решил вернуться в ресторан.