С самой обворожительной улыбкой принимаю приглашение Юры. Мы начинаем топтаться на месте, пока я борюсь с участившимся биением сердца. Юра о чем-то рассказывает, но я не слышу. Все, о чем могу думать, это хоть бы этот придурок снова не сделал по-своему. На очередном повороте осмеливаюсь столкнуться в неравном бою взглядами с Его Превосходительством.
Рич качает головой со злобной усмешкой Джокера, и предчувствие необратимого начинает захлестывать сознание. Пусть только попробует! Посылаю ему по воздуху смертоносную угрозу, но он легко проглатывает её, и зал в секунду взрывается бодрой мелодией, приводя всех танцующих в негодующий ступор, а меня в самую крайнюю степень безудержного гнева, когда весь смысл звучащей мелодии, добирается до сознания.
«Юра, прощай, Юра, прости,
Юра, пойми, нам не по пути,
Имя твое я опять шепчу,
Юра, прощай, я так хочу».
Нееет, он не мог этого сделать! Издевательские губы подпевают текст под музыку, подтверждая, что орущая из колонок песня не плод моего больного воображения.
В висках нещадно пульсирует, и руки непроизвольно сжимаются в кулаки, разгоняя по крови ядерную злость. Краем глаза замечаю, как Юра нервно выдыхает и быстрым шагом срывается в сторону Шварцвальда. Вот же черт!
Глава 10
Рич
– Пойдем, поговорим, – над столом нависает вот-вот взорвущийся Везувий, до которого вероятно с десятого раза наконец-то дошли мои далеко не прозрачные намеки.
– Включи ребятне медляк, пусть дотанцуют, – бросаю Сане и встаю, выходя следом за Юрой через черный выход на улицу. Отходим подальше, и вдруг это недоразумение с литром геля на голове выбрасывает в мою сторону кулак. Мгновенно отстраняюсь, ловлю его руку, с силой выворачиваю за спину под аккомпанемент приглушенного стона, и отталкиваю от себя. Юра едва не врезается в дерево и с отборным матом разворачивается обратно лицом.
– Говорят вообще-то языком, или ты, кроме как клешнями швырять, другого способа не знаешь?
Интересуюсь, наблюдая, как из его ноздрей разве что дым клубами не валит.
– Шварц, ты думаешь, я не замечаю твоих выпадов в мою сторону? Медляки, подколы. Но вот то, что ты сделал только что, это уже край!
– Так если замечаешь, какого хрена тогда продолжаешь подкатывать к Але?
– Какая тебе разница к кому я подкатываю?
– Никакой. Альбину с горизонта вычеркни и разойдемся.
– Застолбил значит? – ох, да неужели до тебя дошло, жирафина? – Только насколько мне известно, она свободна, и сама может выбирать с кем ей быть. Я вот тоже, может, ее хочу.
Ладонь складывается в кулак в адском желании вмазать этому придурку за одну только фразу. Хотеть Алю могу только я! А ты можешь мечтать с расстояния пары километров!
– Можешь спрятать свой навострившийся в её сторону член обратно в штаны, потому что такая девушка, как Аля, с тобой никогда не будет.
– Это еще почему?
– Да потому что, мать твою, ты не достоин даже застежки на ее лифчике! – желваки на лице придурка напрягаются, и создается ощущение, что он пытается стереть в порошок собственные зубы.
– А ты типа достоин? – ядовито цедит сквозь них.
– Побольше тебя.
– Тогда чего так напрягаешься? Боишься конкуренции?
Я не в состоянии сдержать саркастический смешок.
– Нет, просто Альбина достойна нормального мужика, а не, – демонстративно очерчиваю взглядом его с ног до головы, – Вот этого.
Ну давай, рискни, попробуй еще раз махнуть клешней, и тогда уже я оторвусь. Кравцов к моему удивлению расслабляется, вероятнее всего взвесив силы, и примирительно вскидывает руки.
– А знаешь, ты прав, к чему все эти разборки? Есть более верный выход из положения.
– И?
– Давай забьемся на то, кого выберет Аля.
Что, бл*дь? Волна липкого гнева захлестывает с головой. Забьемся? Этот недоделок так шутит?
– Повтори-ка, – надеюсь, что неправильно понял его посыл, но последняя надежда рушится осколками от его несостоявшегося мужского достоинства.
– Продолжаем каждый своими способами добиваться Али, и кого она выберет в итоге, тот и победил, – без доли сомнения изрекает опустившийся в моих глазах до уровня грязи на ботинках мудак.
Хватаю его за шею и грубо притаскиваю к себе. Юра бычится, вскидывая кулаки и готовясь защищаться. Хочу подкорректировать его улыбку до состояния неузнаваемости, но взываю к самообладанию. Не нужно, чтобы Борис потом расхлебывал и вникал в подробности всего этого дерьма. А этого будет не избежать, если один из его работников окажется покалеченным.
– Значит так, выбей себе на лбу или нацарапай ракушкой. Люди – не скот, на них не забиваются. А если ты еще раз протянешь к Але свои грязные лапы, на утро не сможешь самостоятельно дойти даже до толчка и придется отливать под себя. Я ясно выразился?
Долбоеб нехотя кивает, и я презрительно отталкиваю от себя его тушу. Забиться он собрался на мою Алю. Мудак. Хрена с два я теперь позволю ему даже пальцем ее коснуться. Пусть Апельсинка обижается сколько хочет, но теперь она под моей блокадой.