Несомненная реальность

Что делать собираешься? Ведь чем дальше, тем хуже. Тяжелая промышленность у тебя в загоне, легкая в загоне, про сельское хозяйство и не говорю, цены на нефть с газом на сахарских рынках падают чем дальше, тем больше, спасибо их изобретателям. Придумают эффективные гравитационные движки для тяжелой техники – еще сильнее продажи упадут. Химическая промышленность сама по себе многого не требует. Кстати, знаешь, что "Сахара троми" допустила намеренную утечку информации о новых эффективных методах разработки газовых конденсатов? Что их уже придумали, доводят до ума и внедрят годика через три-четыре, заразы, благо бюджеты под это деля запланированы немереные. Так что рискуем мы в самом ближайшем времени остаться вообще без нефтяных рынков сбыта. Сателлитам много не напродаешь. Так что валюты все меньше и меньше, а кушать людям хочется все так же.

– Кушать людям хочется, – согласился Олег. – Хотя, честно говоря, думаю, что не в этом дело. Ну да, небогато в магазинах с продуктами, но, в конце концов, не голод же сейчас. Худо-бедно, а купить еду можно. Ну да, пусть и после очереди.

Но можно было бы пережить! Хотя бы в такие трудные времена, как сейчас!

– Купить можно, говоришь? – Шварцман усмехнулся. – Ты когда в магазин в последний раз заходил? Только не в мокольский, их ты хотя бы из окна машины видишь, а в какой-нибудь другой? Скажем, где-нибудь в промышленном городе на Каменном Поясе или еще в какой-нибудь зоне… как оно называется? "зоне рискованного земледелия". Ну, знаешь, там, где в июне поля заморозками прихватывает через два года на третий.

– И что там? – осведомился Олег, рассеянно пощипывая обломки карандаша.

– Ты "хвост" в молочный магазин в шесть утра видел? Метров на двадцать по улице, три человека в толщину? Я специально попросил сфотографировать, снимки тебе пришлю попозже. За хлебом очереди появляться начали, пока еще не слишком большие, но уже заметные. За колбасой-мясом-сосисками и прочим в магазинах просто убийство, фигурально выражаясь, разумеется. Морду друг другу бить еще не начали, но недолго осталось. Талоны на продукты внедрять начали, и хорошо бы только на продукты – и на мыло, и на стиральный порошок, и даже на водку… Не слышал? Не знаю, какой кретин изобрел, но по всей стране как пожар распространяется. Сначала начали товар только местным продавать, по предъявлению паспорта с пропиской. Потом начали раздавать через домоуправления бумажки со штампиками – с такой имеешь право купить два куска мыла в месяц. При условии, конечно, что появится это мыло в продаже. Пара печатных фабрик уже начала такие "талоны" в промышленных масштабах выпускать. Теперь "визитные карточки покупателя" изобретать начали. Зашел я в один универсам в Михайловске днем, в рабочее время, и просто ошалел – представь, Олежка, длинный ряд абсолютно пустых полок, только банки с березовым соком стоят, да еще перловая каша в стеклянных банках.

– Сок-то хоть с мякотью? – автоматически схохмил Олег, но тут же спохватился. – Тьфу, что я несу! Вы что, серьезно, Павел Семенович? Почему мне об этом не доложили?

– Кто? – усмехнулся Шварцман. – Бирон, дружок твой закадычный? Так он с увлечением на моем месте обустраивается, в шпионов играть учится и интриги крутить. Не до того ему. Голосупов? Так общаки тебя изначально терпеть не могут, и Голосупов не исключение, хотя и прикидывается тихим и покорным. А кто еще?

– Полный п…ц… – печально констатировал Олег. – Действительно, кто еще? Сижу в своем кабинете, делаю вид, что круче всех, а на деле – никто, пустое место.

Застрелиться, что ли?

– Это всегда успеется, – хмыкнул Шварцман. – Знаешь, в чем твоя беда? Не только твоя, впрочем, наша общая. Мы полагаем, что знаем о жизни в стране все только потому, что сидим где-то на вершине и читаем бумажки, которые нам подсовывают. В крайнем случае можем сами на улицу выйти и посмотреть на правильный "народ", так сказать, который нам обеспечат службы поддержки – Управление общественных дел, канцелярия, министерства, да мало ли кто еще. Но эти статисты – не народ, да и Мокола – далеко не вся Ростания. А в Ростании дела обстоят очень плохо. Причем куда хуже, чем еще год назад. Год назад многие с энтузиазмом голосовали за тебя, полагая, что ты сделаешь что-то хорошее, правильное. Теперь тебя начинают ненавидеть традиционной тихой ненавистью, как до того ненавидели Треморова и прочих Нарпредов. Но Треморова, по крайней мере, боялись и уважали.

– Но я-то здесь при чем? – взорвался Олег, вскочив на ноги. – Я, что ли, сожрал всю колбасу в магазинах? Я нархозников поголовно самогонкой споил? Я вместо автомобилей дырявые тазики с болтами выпускаю? Никто, блин, работать не хочет, только воруют все, а я виноват?

– Успокойся, – жестко сказал Шварцман. – Сядь и успокойся. Не надо мне тут истерик закатывать. Если ты такая размазня, пойди и застрелись, только, сделай милость, подожди, пока я уйду при свидетелях. Но лучше возьми себя в руки и начинай думать головой.