Несомненная реальность

Белла вспыхнула маковым цветом.

– Нет, мама, – твердо сказала она. – Я должна идти. И не удерживай меня, я должна! Я себе никогда не прощу, если не пойду. Другие там сейчас жизнью рискуют, а мне дома отсиживаться?

– Бельчонок… – мать попыталась взять ее за руку, но она увернулась. В тусклом свете дочь заметила, как дрожат материнские пальцы. – Бельчонок, не выдумывай.

Никто там жизнью не рискует. Никто и не пойдет…

– Нет, пойдут, – упрямо тряхнула головой девушка. – И я пойду. Не держи меня, мам! – внезапно жалобно попросила она. – Ну пожалуйста! Сегодня, может быть, судьба всего мира решается! Ну ма-ам…

Несколько долгих секунд женщина молча смотрела на дочь. Она вспоминала ее отца, каким тот был десять лет назад, веселого забияку и сорванца, не остепенившегося даже после женитьбы и рождения ребенка. Ее Миша смотрел на нее глазами дочери, его озорные черты проглядывали в девичьем лице. И его характер… Да, она всегда знала, что дочь унаследовала характер отца.

Если бы тогда, десять лет назад, она удержала его, не позволила бы ввязаться в драку с пьяной компанией, пристававшей к незнакомой девушке, сегодня он был бы жив. У нее был бы муж, а у дочери – отец. И, может быть, Белла не отбилась бы от рук, как сейчас. Нет, она не может отпустить дочь. Это единственное, что осталось у нее в жизни. Единственное, ради чего она до сих пор жила. Если с ней что-то случится, останется только лезть головой в петлю. Нет, она не может…

Ее Миша смотрел на нее глазами дочери. Остался бы он сегодня в стороне? Нет.

Наверняка нет. Забияка и хулиган, он в то же время обладал каким-то извращенным чувством справедливости. Она не смогла бы удержать его. И имеет ли она право удерживать унаследовавшего его характер дочь? Да, она сумеет запретить девчонке уйти на улицу сегодня ночью. Но простит ли та ей когда-нибудь?

– Бельчонок, – тихо проговорила она, удерживая неожиданно навернувшиеся слезы. – Присядь пока. Ты уходишь надолго, когда вернешься, непонятно. Я сделаю тебе с собой бутербродов.

Ночная тьма окутывала столицу. Редкие фонари тускло освещали пространство возле столбов, оставляя большую часть тротуаров неосвещенными. Город спал. Он всегда спал в это время. Где-то там, далеко на юге, в жарких мегаполисах, крутились неоновые рекламы, превращая своими сполохами черную тропическую ночь в удивительную фантасмагорию, летели по ярко освещенным улицам автомобили.

Чернокожие аборигены, сливаясь с мраком обнаженными руками и ногами, высыпали на тротуары, радуясь ночной прохладе и возможностью выбраться из-под ледяных струй кондиционеров. Здесь же, на севере, ночью города спали, и только редкие грузовики и патрульные полицейские машины разрезали серую снежную темноту улиц и переулков тусклым светом фар.

Так было всегда – но не сегодня. Этой ночью страна не спала. Страсти бурлили в тесных квартирах панельных многоэтажек, просторных ветхих комнатах особняков дореволюционной постройки и в комнатах деревянных бараков. Телевизоры тихо шипели в углах статикой бессмысленных помех прерванного телевещания, и горячечный шепот – только бы не услышали соседи – вторил этому шипению.

Страна не спала. И темные улицы северных городов замерли в натянутом ожидании, медленно пробуждаясь к жизни в неурочное время зимней воскресной ночи. То и дело тут и там хлопали двери квартир и подъездов, скрипели деревянные ступеньки и доски тротуаров, комариными голосами начинали петь гравиэмиттеры личных и казенных автомашин. Столица, взбудораженная шипением разрядников и пулеметными очередями, пробуждалась быстрее прочих, но и остальные города ненамного от нее отставали. Сначала редкие, потом все более и более частые человеческие фигуры возникали на улицах, пробираясь к центральным площадям и резиденциям наместников Нарпреда. Фигуры сбивались в группы, группы – в толпы, заполонявшие площади и скверы. Спешно поднятые по тревоге полицейские, а потом и части внутренних войск УОД растерянно жались неподалеку. Они не получали сверху никаких команд и не понимали, что им делать – то ли разгонять людей, то ли, наоборот, охранять от гипотетических мятежников. В конце концов в тех регионах, где наместники Нарпреда открыто встали на сторону Кислицына, полиция даже организовала подобие оцепления вокруг площадей "с целью предотвращения провокаций", причем их разрядники оказались направлены отнюдь не на толпу.