Несомненная реальность

По мере того, как Олег закапывался в архивные дела, перед ним вырисовывалась отнюдь не радостная картина. Огромная империя, похоже, переживала далеко не самые лучшие времена. Тут и там вспыхивали смуты, подстрекаемые партией рабочих социал-демократов, а то и просто стихийные. Москву лихорадило забастовками, бастовали рабочие и шахтеры крупных промышленных центров, вставали не только заводы и фабрики, но и железнодорожное сообщение. Террористы-эсеры бросали бомбы и стреляли в чиновников, крупных и мелких, зачастую промахиваясь и убивая ни в чем не повинных людей. Бездарно проигранная и на суше, и на море война с островным государством на далекой восточной границе подорвала боевой дух как войск, так и населения в целом и оказалась прекрасным питательным бульоном для бацилл недовольства и бунта. Явочным порядком формируемые структуры власти, называемые «рабочими советами», уже забрали большую силу в самой столице и практически не скрывались от властей, иногда напрямую вступая с ними в конфронтацию, хотя в других местах, включая Москву, пока вынужденно скрывались в подполье. В горах и на побережьях на южной границе империи народы из-за старой вражды резали друг друга, и власти не могли – или не хотели – ничего поделать со старыми межнациональными раздорами.

Государственная власть шаталась, словно пьяная.

Зубатов, с которым Олег как-то поделился своими выводами, зло усмехнулся.

— Хотите, дам почитать копии своих докладов товарищу министра внутренних дел? Он, к сведению, высшее лицо в государстве, заведующее всей полицией и жандармерией. То, что вы мне рассказываете сейчас, я пишу на протяжении последних пяти лет, только куда более пространно. И ситуация, скажу вам честно, час от часу ухудшается, страна на грани взрыва. А знаете, что мне неизменно отвечают сверху, если снисходят до такого? «Для паники нет оснований, народ лоялен государю императору». Когда меня вышибли в отставку, Плеве лично назвал меня трусом, паникером, а заодно и провокатором, не умеющим толком справиться с порученным делом! Трусом!

— Плеве – которого потом бомбой убили? — уточнил Олег. — Ну, время показало, кто из вас прав. Кстати, а что там за история случилась с вашими профсоюзами? Вы как-то упоминали. Не расскажете подробности?

— Меня, что называется, подсидели, — помрачнел директор Московского отделения. — Понимаете, несколько лет назад по стране начали стихийно возникать рабочие профессиональные союзы, причем контролируемые бунтовщиками. Бунтовщиков мне по должности положено арестовывать, но вот сами профсоюзы… Вы ведь ездили по заводам, видели, как они живут и работают. Что скажете по сему поводу?

— Ну, я побывал только у Гакенталя на фабрике, — Олег наморщил лоб. — Не знаю, насколько она типична, но двенадцатичасовой рабочий день – перебор. И техника безопасности там никудышная, я вам как специалист говорю. Травматизм выше всяких границ, причем не в последнюю очередь от переутомления. Отпуск, кстати, у рабочих какой?

— Что? — удивился Зубатов.

— Ну, на сколько они могут прерывать работу с сохранением зарплаты? Неделя, две, три? В год?

— Прерывать работу с сохранением жалования? — еще сильнее удивился собеседник. — Не знаю такого. За невыход на работу обычно штрафуют, а то и увольняют.

— Тем более, — кивнул Олег. — Знаете, я бы в таких условиях тоже взбунтовался.

— А ведь фабрика Гакенталя еще из лучших, — задумчиво сообщил ему Зубатов. — Вам стоит посетить завод Гужона. Вот где народ калечится, так это там. Его прямо называют «костоломкой». И двенадцать часов – не так много, на некоторых фабриках до пятнадцати-шестнадцати доходит несмотря на все постановления о максимальных двенадцати часах. Даже фабричная инспекция ничего поделать не может: хозяину выгоднее штрафы платить, чем в соответствии с законами работу организовывать. А иногда инспекция просто не хочет вмешиваться, полагая предприятия за рамками своей компетенции.

Начальник Охранного отделения горько хмыкнул.

— Согласен с вами, Олег Захарович, взбунтоваться в таких условиях раз плюнуть. Вот я и начал организовывать профсоюзы под эгидой Охранного отделения. Чтобы и настоящих смутьянов в стороне держать, и людям в чем-то помочь. Москва, Санкт-Петербург, Киев, Харьков, Екатеринослав, Николаев, Пермь, Минск, Вильнюс, Бобруйск… Все города уже и не упомнишь. Там решались вопросы, связанные с трудом и бытом, конфликтные комиссии имелись, помощь при общении со всякой бюрократией оказывали… Промышленники, разумеется, были недовольны, но у меня имелась власть, и я успешно затыкал им рты.

Он хлопнул ладонью по столу.