Несомненно ты

— Я была слишком мала, чтобы всё полностью понять. У меня заняло много лет соединить это всё у себя в голове. Она сказала, что залетела и что ты украл её будущее, сказала, что ты сделал так, чтобы она стала зависеть от тебя, — ещё больше слёз градом катятся по щекам. — Ты сказал, — выдавливаю я, губы дрожат. — Ты сказал, что она вела себя, как шлюха, до того, как ты спас её от людского презрения, — всхлипываю я. — Затем я услышала, как что-то разбилось, и убежала обратно к себе в комнату.

Он протягивает ко мне руку, но я качаю головой и отодвигаюсь от него.

— Ты можешь себе вообще представить, как я себя чувствовала, когда смысл той ссоры стал мне понятен... слово за словом?

Папины глаза покраснели и стали полны слёз от сожаления.

— Это был долбаный удар ниже пояса, когда я узнала, что значат слова «залетела», «шлюха» и «презрение»!

Он сжимает челюсть. Знаю, что обидела его своими словами, но мне всё равно.

— Сидни, мне так жаль... — у него льются слёзы.

Приглаживая волосы, я прерывисто вздыхаю и вытираю лицо от слёз.

— Не надо. Я больше не злюсь. Я никогда не хотела, чтобы ты знал, что я была в курсе того разговора, но сейчас всё изменилось. Я так устала от того, что никто не понимает меня, и почему я так стремилась хоть что-то из себя представлять. И это не только рак. Это всё вместе. Я ненавидела маму за то, что она обвиняла тебя, и ненавидела тебя за то, что ты обвиняешь её. Позднее я поняла, что больше всего я расстроена из-за вас обоих. За то, что вы поженились из-за какой-то менее замечательной причины, — я снова смотрю на папу. — Я никогда не хотела ни от кого зависеть. Я никогда не хотела приносить в жертву своё самоуважение и свои мечты. Я никогда не хотела «оседать» с кем-то.

Он снова тянется за моей рукой. В этот раз я позволяю ему это сделать.

— То, что ты слышала той ночью, становится кульминацией тех эмоций, что копятся годами. Когда всё происходит не так, как мы себе представляем, легче найти козла отпущения, чем посмотреть на себя в зеркало. Как бы я хотел знать, что все эти годы ты вынашивала всё это в себе. Ты пыталась сложить мозаику, в которой не доставало частей.

— Что ты имеешь в виду? — я наклоняю голову набок.

— Это сложно объяснить, просто были некоторые ситуации...

— Скажи мне! Боже, я уже взрослая, я могу справиться с этим... скажи мне, пожалуйста, правду.

Он вздыхает.

— И у твоей мамы, и у меня были личные проблемы, с которыми мы разбирались, когда встретились. Возможно, это частично и привлекло нас друг к другу. Я сходил с ума по ней, она была искушением для меня, — он отводит взгляд, будто его смущает признать то, что мама привлекала его физически. — Ты была зачата, так как я считал, что предохраняться было чем-то более греховным, поскольку это было запланировано, — он кривится. — Затем мы узнали, что твоя мама беременна, я сразу же хотел жениться на ней, чтобы казалось, что ты была ребёнком «медового месяца». Но твоя мама хотела...

Голова опущена вниз, взгляд устремлён на меня, а боль в глазах слишком ощутима. Он ещё ничего не говорит, но я уже слышу его мольбу о понимании, поэтому ему не приходится произносить ни слова. От осознания у меня мурашки идут по телу, а сердце ухает вниз.

«Залетела». «Спас от презрения».

— Она хотела сделать аборт.

Он сжимает мою руку сильнее и отвечает, кивнув лишь один раз.

— Была ли я её первым ребёнком?

Он качает головой.

«Шлюха».

Руками я прижимаюсь к своему животу. Смогла бы я избавиться от своего ребёнка?

— Жизнь меняет людей, Сидни, — его тёмные глаза заглядывают в мои. — Мы все говорим вещи, которые на самом деле не имеем в виду. Мы все делаем вещи, о которых потом сожалеем. Я знаю, что ты слышала, но причина, по которой мы так сильно ругались, — наша любовь. Я всем сердцем уверен, что мы любили друг друга и любили вас. То, что я назвал вашу маму шлюхой... я всегда буду сожалеть об этом. И узнать, что ты слышала, как я говорю это... Это потрясло меня. Что ты не можешь понять, так это то, что она была моей первой, но я не был первым у неё. Когда ей было семнадцать, она забеременела и сделала аборт. Я ненавидел то, что она не была «непорочной» девственницей, которую я мечтал найти себе, но наши сердца не всегда соглашаются с нашим мозгом.

Он улыбается и опускает взгляд.

— Как бы я хотел, чтобы ты подслушала наш разговор после того, как она получила подтверждение своего диагноза. Тот, где она дала волю эмоциям и плакала у меня на руках часами, пожираемая сожалениями. Она хотела больше времени, чтобы провести его с нами — больше фильмов, больше поездок на велосипеде, больше посиделок на заднем дворе и больше зефира на гриле. Список сожалений был очень длинным, и его было очень больно слушать, но она никогда не говорила, что сожалеет, что у неё есть ты и твоя сестра, и она никогда не жалела, что стала мамой вместо того, чтобы стать архитектором.