Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Бедный Гжибовский! Он «опять силился доказать, что Польша отнюдь не разбита Германией, тем более, что Англия и Франция уже оказывают ей действительную помощь . Обращаясь к нашему вступлению на польскую территорию, посол восклицал, что, если оно произойдет, это будет означать четвертый раздел и уничтожение Польши».[425] По-человечески посла нельзя не пожалеть. Но ведь он был в Москве и год назад, после Мюнхена, когда Польша с такой охотой участвовала в разделе Чехословакии, и не мог не знать горьких слов Потемкина о неизбежности «четвертого раздела Польши», которые тот говорил не только французскому послу Кулондру. Даже В.Я. Сиполс признал, что «за свои агрессивные действия в период Мюнхена Польша заслужила на международной арене самую дурную славу».[426] Особенно, заметим, в Лондоне, что, однако, не мешало «гарантиям» Чемберлена и Галифакса. Антирусская ориентация польской политики хорошо известна: «Главная цель – ослабление и разгром России»,[427] – говорилось в докладе разведотдела польского Генерального штаба, подготовленном в декабре 1938 г. Так что и эпилог был закономерен. Нотой, которую не хотел принимать Гжибовский, СССР объявил прекратившими свое действие все двусторонние договора с Польшей. В тот же день на рассвете Красная армия пересекла границу и начала занимать отведенную ей пактом Молотова-Риббентропа территорию.

Германия немедленно поставила вопрос об участии Красной армии в боевых действиях на территории Польши. Вечером 3 сентября Риббентроп велел Шуленбургу прямо выяснить этот вопрос с Молотовым.[428] Еще 29 августа посол говорил наркому: «Из вчерашнего разговора я понял, что Вы желаете быть информированным о происходящих событиях. Риббентроп рад это сделать, но он не в состоянии в силу той быстроты, с которой развиваются события, информировать г-на Молотова через Шуленбурга. Поэтому имеется крайняя необходимость в наличии в Берлине представителя СССР, которого Риббентроп мог бы информировать даже через каждые два часа. Сейчас же в Берлине нет такого лица. Поэтому желательно возвращение туда Астахова [С учетом подозрительности Сталина и Молотова уместен вопрос: не решила ли эта фраза Шуленбурга судьбу Астахова?]. Молотов отвечает, что уже назначен Шкварцев. Назначены также четыре военых работника, которые могут выехать в Берлин немедленно» [25 августа Шуленбург сообщал в Берлин, что он намекнул Молотову на желательность скорейшего назначения нового полпреда и что нарком дал на это согласие.].

2 сентября в столицу Третьего рейха прибыли Шкварцев и военный атташе комкор (будущий генерал армии) Пуркаев в сопровождении нескольких офицеров. Принимали их с подчеркнутым вниманием. «Через час по прибытии, – телеграфировал полпред, – мне было сообщено из министерства внутренних <так в документе> дел, что вручение верительной грамоты Гитлеру будет совершено 3 сентября в 10 утра. Немедленно газеты 3 сентября опубликовали это сообщение, и вместе с тем газеты без всякого основания называли военного атташе представительства т. Пуркаева военным уполномоченным СССР. А иностранные корреспонденты и дипломаты расценивают военную группу военного атташе посольства как специальную военную делегацию. Обращает на себя внимание желание Гитлера ускорить этот прием, что видно из того факта, что предварительного традиционного приема посла у Риббентропа не было и сразу же принимал Гитлер. МИД объясняет это особенностью военного положения в военное время». У нас будет случай вспомнить эту поспешность, когда речь пойдет о длительной «невстрече» Гитлера и Риббентропа с преемником Шкварцева Деканозовым в декабре 1940 г. Как показательно!