Несмотря на все эти сложности во время долгих переговоров, становилось все более и более очевидным желание советского правительства помогать Германии и твердо укреплять политическое взаимопонимание при решении экономических вопросов.
Для нас Соглашение означает широко открытую дверь на Восток. Закупки сырья в СССР и в странах, с ним граничащих, все еще могут быть существенно увеличены. Но крайне важно выполнять германские обязательства в пределах требуемого. Ввиду большого объема <торговли> это потребует особых усилий. Если мы преуспеем в увеличении и расширении экспорта на Восток до требуемого объема, эффект английской блокады будет существенно ослаблен будущим притоком сырья <с Востока в Германию> <выделено везде мной. – В.М.>».[455]
Умный и дальновидный Шнурре видел перспективу. Видел и «подводные камни». Но «вездесущее недоверие» было так же присуще Гитлеру, как и Сталину. Если бы Шнурре решал… Если бы Астахов не погиб…
5 марта, во время очередной встречи, Шуленбург поздравил Молотова «с успехами Красной армии в Финляндии». Взаимные поздравления становились традицией. На следующий день Риббентроп информировал Шкварцева об итогах своих бесед с заместителем госсекретаря США Уэллесом (ничего позитивного), а под конец справился о дне рождения Молотова, вызвавшись послать ему телеграмму к пятидесятилетию. 20 апреля Шкварцев просил Риббентропа передать Гитлеру поздравления и «пожелание успехов в работе» от Молотова, Советского правительства и от себя лично. «Риббентроп справился о здоровье товарища Сталина и товарища Молотова».
Другой традицией становилось взаимное информирование о военных успехах и территориальных приобретениях. Сначала заранее, потом, как правило, postfactum. 5 марта Молотов уведомил посла, что «на район Петсамо мы не претендовали и не претендуем». 9 апреля речь шла о германской «акции в отношении Северных стран», т.е. об оккупации Дании и Норвегии. «Мы получили совершенно достоверные сообщения, – телеграфировал Риббентроп для передачи Молотову, – о неизбежности нанесения удара англо-французских вооруженных сил по побережью Дании и Норвегии и должны были поэтому действовать незамедлительно… Имперское правительство придерживается мнения, что мы действуем также и в интересах Советского Союза, так как реализация англо-французского плана, который нам известен, привела бы к тому, что Скандинавия стала бы театром войны, а это, вероятно, привело бы к поднятию финского вопроса». Шуленбург отвечал: «Молотов заявил, что советское правительство понимает, что Германия была вынуждена прибегнуть к таким мерам. Англичане, безусловно, зашли слишком далеко. Они абсолютно не считаются с правами нейтральных стран. В заключение Молотов сказал буквально следующее: «Мы желаем Германии полной победы в ее оборонительных мероприятиях»».
«Победа в оборонительных мероприятиях»! Здорово звучит! Впрочем, в советской записи о поздравлениях ни слова.
Накануне этой беседы Шуленбург с тревогой отмечал, что советские инстанции без видимой причины вдруг замедлили поставки в Германию нефти и зерна (на это он жаловался Микояну 5 апреля) и начали чинить прочие мелкие препятствия. И вдруг… «Господин Молотов был сама любезность, – докладывал он в МИД 11 апреля, – с готовностью выслушал все наши жалобы и обещал исправить ситуацию. По собственному почину он затронул ряд интересующих нас вопросов и объявил об их решении в положительном <для нас> смысле. Я должен признаться, что был абсолютно поражен такой переменой» [Перебои с поставками нефти продолжались и в мае, когда потребовалось новое письмо Риббентропа Сталину, текст которого был подготовлен Риттером. Вопрос был урегулирован на встречах Шуленбурга с Молотовым 25 и 31 мая.].
Что же случилось? Посол предложил свою версию: