Стратегически оккупация «остаточной Чехии» была решена сразу после Мюнхенского соглашения. В ходе территориального размежевания Берлин предъявлял все новые требования, а на любое промедление в исполнении отвечал угрозами. Преемники ушедших в отставку Бенеша и Годжи президент Гаха и премьеры Сыровы и Беран старательно проводили прогерманскую политику, но возглавлявшееся ими государство было обречено. О своих намерениях Гитлер говорил министру иностранных дел Хвалковскому, посетившему Германию в середине октября, а затем в январе 1939 г. Именно после второго визита фюрером было принято политическое решение, «оркестрованное» кампанией в прессе и активизацией всех сепаратистских движений. 10 марта чешские войска вошли в Братиславу, а «мятежный» словацкий премьер Тисо был отстранен от должности. Тактическое решение не заставило себя ждать. 12 марта Гитлер подписал приказ о приведении войск в полную боевую готовность и вступлении на территорию Чехо-Словакии 15 марта. Драматический приезд Гаха и Хвалковского в Берлин поздно вечером 14 марта предотвратил кровопролитие, но не оккупацию страны. Примерно так в 1939-1940 гг. приезжали в Москву премьеры и министры иностранных дел прибалтийских стран…
Те же этапы прослеживаются в польской кампании. Переговоры в начале января 1939 г. с министром иностранных дел Беком, говорившим о дружбе, но отказавшимся удовлетворить германские требования, заставили Гитлера задуматься над перспективой войны, готового плана которой у Германии не было. Фюрер распорядился его составить, но военные как будто не торопились. 31 марта Чемберлен объявил о британских гарантиях Варшаве, к которым присоединилась Франция. 3 апреля главнокомандующие видов вооруженных сил получили предварительный вариант плана войны с Польшей («Вайс»). 11 апреля Гитлер утвердил «Директиву о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939-1940 гг.» – политическое решение было принято. Далее известный сценарий, включая разрыв 28 апреля германо-польского соглашения 1934 г. (а заодно военно-морского соглашения 1935 г. с Великобританией). Принятие тактического решения была связано с достижением взаимопонимания с Москвой. Его можно датировать промежутком между 2 августа (беседа Риббентропа с Астаховым) и 12 августа (встреча Гитлера и Риббентропа с Чиано). 14 августа Гитлер собрал командующих родов войск в Бергхофе, а Риббентроп сообщил в Москву, что лично отправится туда на переговоры.
Теперь попробуем проследить основные этапы принятия Гитлером решений о войне с Россией.
Диктуя в конце войны Борману «политическое завещание», Гитлер назвал три даты: июль 1940 г., «как только я понял, что Британия полна решимости стоять до конца»; конец сентября, «в самую годовщину Московского пакта» о дружбе и границе; середина ноября, «сразу после визита Молотова в Берлин».[578]
С первой датой все ясно – это время принятия окончательного стратегического решения; окончательного – потому что стратегия Гитлера всегда предусматривала «поиск жизненного пространства на Востоке». Осенью 1943 г. он говорил своему министру иностранных дел: «Знаете, Риббентроп, если я сегодня и договорюсь с Россией, то завтра снова схвачусь с ней, иначе я не могу!».[579]
Этому «принципу» фюрер был верен всегда.На июльское решение повлияли следующие факторы: быстрый разгром Франции, радикально изменивший баланс сил на континенте; приход к власти Черчилля, означавший, что шансы на мир с Великобританией равны нулю; стремительная и, главное, синхронная аннексия Советским Союзом Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины. Последний фактор был главным. Пока Гитлер вооруженным путем «решал проблемы» на Западе, Сталин мирным путем, точнее без военных действий, решал аналогичные «проблемы»… тоже на Западе, на восточных границах Рейха. Гитлера беспокоили не столько экспансионистские аппетиты соседа, сколько синхронность действий. Пока Германия была занята полноценной войной, СССР без выстрелов, путем силового нажима сдвигал свою границу.
Ни в 1940 г., ни тем более в 1941 г. Гитлер всерьез не собирался завоевывать Великобританию (операция «Морской лев»). Во-первых, он никак не мог распроститься с юношеской мечтой поделить мир между двумя великими «нордическими» империями. А во-вторых, стал опасаться действий Сталина у себя в тылу – прежде всего в Румынии. Придя к выводу, что военное решение проблем в отношениях с Москвой допустимо, 31 июля в Бергхофе он объявил об этом командованию.[580]
С этого момента началось планирование русской кампании. Гитлер учитывал и то, что армия – особенно находящаяся на подъеме и вдохновленная успехами, как вермахт после Франции, – после некоторого отдыха нуждалась в новом противнике, чтобы не потерять боеспособность. Оставался Средиземноморский театр, боевые действия на котором начались с вступлением Италии в войну. Однако итало-германское военное сотрудничество не задалось с самого начала.