Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

С другой стороны, на фоне успешного развертывания военных действий против Великобритании, подобная декларация могла подтолкнуть если не народное (кто собирался спрашивать у народа?!), то верхушечное недовольство политикой Черчилля, который никак не мог выиграть войну, начатую Чемберленом, и в то же время упорно отвергал все германские мирные предложения. Лозунг «Мир сейчас!» («Peace now!») потерял еще не всю привлекательность, хотя его сторонников вроде Мосли или Рэмси Черчилль, придя к власти, поспешил упрятать в тюрьму без суда и следствия.[551] Пацифистски настроенный лорд Тэвисток еще в январе пытался связаться с Берлином через германскую миссию в Дублине (с первого до последнего дня войны в Европе Ирландия оставалась нейтральной), но после того, как информация попала в прессу, обе стороны поспешили дезавуировать эти инициативы. С призывом к миру неожиданно выступил престарелый Ллойд Джордж, которого некоторые рассматривали даже как альтернативу Черчиллю на посту главы правительства. Однако «британский бульдог» был непреклонен. 3 июля Майский, один из последних столпов атлантизма в НКИД, телеграфировал в Москву о встрече с «железным Уинстоном»: «Он категорически и со всей решительностью опроверг слухи о возможности мирных переговоров. Если в Англии даже есть отдельные лица или группы, носящиеся с мыслью о гнилом компромиссе с Германией (я перед тем задал вопрос Черчиллю, нет ли в стране таких лиц и групп), то правительство и парламент по этому пути не пойдут. Правительство совершенно единодушно в решимости вести войну до конца. Судьба Парижа не может постигнуть Лондон. Лондон будет защищаться всеми средствами, имеющимися в распоряжении правительства и населения. И то же самое будет со всяким другим городом, со всякой другой местностью на Британских островах».[552] В таком же духе выдержаны и все прочие телеграммы Майского. Силы, стремившиеся вбить клин в формирующийся «континентальный блок», едва ли могли мечтать о лучшем союзнике.

Всерьез о высадке десанта на Британские острова Гитлер не думал, и Черчилль из сообщений разведки об этом знал. Однако предпочитал не делиться информацией даже с ближайшим окружением, поэтому многие его сограждане такой возможности не исключали. Еще бы! У ног Гитлера лежала вся Европа, включая рухнувшую, подобно карточному домику, Францию, за его спиной стоял как минимум благожелательно-нейтральный Советский Союз, а потенциально дружественные Британии Соединенные Штаты находились далеко за океаном, причем во власти если не изоляционистских, то как минимум антиинтервенционистских настроений. Положение Великобритании было несравнимо с тем, в каком оказалась Франция на рубеже весны и лета 1940 г., но и Черчиллю могли напомнить фразу, которую Гастон Бержери (в прошлом – зять большевистского наркома Красина, в недалеком будущем петэновский посол в Москве) бросил тогда по адресу Даладье и Рейно: «Люди, которые не смогли ни избежать войны, ни подготовиться к ней, теперь не способны ни остановить, ни выиграть ее».[553] В письме Сталину Риббентроп намекнул на возможность такого поворота событий, когда не слишком удачливого, но неуступчивого Черчилля отправят в отставку (может, и в Тауэр), а новый кабинет примет германский мир. Объективно оценить реальность подобной перспективы автор не берется, но такого побочного эффекта от декларации – напомню, уже не трех, а четырех держав, включая СССР! – вполне можно было ожидать. По крайней мере, левый лейборист Криппс, направленный Черчиллем со специальной миссией в Москву в то же самое время, 9 ноября говорил на обеде у американского посла Штейнгардта, что «если за визитом Молотова последует возрастающее сотрудничество Москвы с Берлином, то нельзя исключать, что влиятельные круги в Великобритании могут начать оказывать давление в пользу сепаратного мира с Германией на антисоветской основе».[554]

Короче говоря, Молотов ехал в Берлин подготовленным к конкретным разговорам, что, повторяю, однозначно свидетельствует о серьезности намерений Москвы. В противном случае его совершенно секретные записи, сделанные для себя и только для себя, а не «для истории», были бы совершенно иными. Как показал визит, запросы Сталина превышали степень компромисса, на который был готов Гитлер, но советский вождь мог сознательно завысить цену, чтобы иметь возможность красиво «уступить» в критический момент. «Сталин и Молотов, – пишет Безыменский, – считали себя диктующими правила игры, какими они были в августе-сентябре 1939 г. И это был их решающий просчет».[555] Однако полностью принять это категорическое утверждение нельзя: документы показывают, что именно Гитлер был не готов к трудному диалогу (а какой диалог с большевиками, да еще в таких условиях, мог быть легким!). Он рассчитывал на действие принципа «все или ничего!» Чем обернулось итоговое «ничего», слишком хорошо известно…

Готовились к визиту и в «Новой Европе». 4 ноября Риббентроп встретился с Чиано, чтобы «сверить часы». Вот интересующая нас часть их беседы в записи итальянского министра: