Несостоявшаяся революция

Противодействие русским националистам было отнюдь не инспирировано евреями, а, можно сказать, коренилось в самой природе имперской политии. Не говоря уже о том, что любой политический режим по определению не может не сопротивляться революции, а национализация (или этнизация) политии, к которой стремились русские националисты, была бы революцией самого радикального свойства.

Глава 9

НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЕ ИДЕИ И РУССКОЕ ОБЩЕСТВО

Но для националистов было легко и лестно объяснять мотивы коммунистической политики в свой адрес и, главное, собственные неудачи происками тайных сил. Эта примитивная философия истории обеспечивала их индульгенцией: не в том дело, что мы плохо организованы, а наши шаги непродуманны, а в том, что против нас выступает могущественная «тайная власть». В то же время захваченность кон-спирологией психологически парализовала и лишала способности к любой целенаправленной политической деятельности. Ведь если враг потаенный, то он может оказаться в любом обличий и в любом месте, а бороться с ним — все равно, что бороться с воздухом.

Практическое применение этой историософии привело к плачевным результатам. Образованные и неглупые люди все чаще фокусировались не столько на позитивной повестке — каких целей и каким образом добиваться, сколько на негативной — как противодействовать «тайновластию». А поскольку агентов последнего в своих рядах еще надо было обнаружить, то внутренняя жизнь «русской партии» приобрела заметный параноидальный оттенок. Несмотря на кажущийся комизм, в 70—80-е годы прошлого века поиски «внутренних врагов» (продолжающиеся порою по сей день) выливались в человеческие драмы, сломленные судьбы и загубленные репутации. Да и вообще отношения внутри «русской партии» были выдержаны не столько в духе христианского человеколюбия и славянофильской соборности, сколько внутривидовой борьбы. Порою трудно было понять, кого националисты ненавидят больше — друг друга или своих оппонентов — евреев и западников. Если бы они ненавидели своих врагов так, как ненавидели друг друга, то их шансы захватить власть в России резко бы выросли.

Поэтому термин «партия», подразумевающий, как минимум, сплоченную и дисциплинированную группу единомышленников, выглядит явно ошибочным для характеристики русского национализма 60—80-х годов прошлого века. Он представлял собой никак не партию, а, пользуясь современной терминологией, сетевую структуру: совокупность личностей и небольших групп, разделявших общее настроение, находившихся в более-менее постоянной коммуникации и реализовывавших близкие культурные и личные стратегии; опорными точками и информационными терминалами сообщества выступали журналы «Наш современник» и «Молодая гвардия», в меньшей степени — «Москва» и некоторые провинциальные издания.

Внутренняя сплоченность этого сообщества была весьма низкой; относительную целостность ему придавал внешний фактор — наличие культурно-идеологических оппонентов, причем границей между двумя лагерями, как уже отмечалось, обычно выступало не отношение к русским, а отношением к евреям. Роль и значение этой демаркационной линии были доведены до абсурда. «Если их противники из еврейско-либерального лагеря говорили одно, то русские патриоты утверждали прямо противоположное. Эта своеобразная позиция: выслушай еврея и сделай наоборот — понятна. Сточки зрения тогдашних русских патриотов евреи в принципе не могли желать России добра, и все их затеи были направлены против интересов русского народа. Но такая позиция приводила к тому, что у русских патриотов как бы и не было собственной позиции. Если евреи против социализма, то мы будем за социализм, если евреи за демократию и рынок, то мы будем против»292. Хотя любая идеология включает антиизмерение — то, против чего она выступает, ни одна успешная идеология не может быть построена лишь на противопоставлении, а с неизбежностью требует позитивной программы.

292 Самоваров Александр. Останутся ли в России русские? Русское национальное самосознание: триумф или катастрофа? М., 2007. С. 62.

В то же время антисемитизм, включая такие его сублимированные, культурно рафинированные формы, как антивестернизм и антилиберализм, служил важным пунктом консолидации националистов, советских консерваторов, идейных и безыдейных антисемитов, создавая впечатление разветвленной «русской партии». В действительно то была разношерстная коалиция, где единство «против» не подразумевало единства «за» и где противоречия между частями коалиции были не менее острыми и принципиальными, чем ее конфликт с противоположным лагерем. Как точно в данном случае подметил Николай Митрохин, этническая ксенофобия партийных аппаратчиков «не имела какой-то позитивной программы (оттолкнув евреев или немцев, сделать что-то полезное для русских или украинцев), скорее речь идет о существовании опознавательной системы по принципу "свой — чужой"»293.