И эта же самая внутрибоярская борьба способствовала фрагментации еще до конца не консолидированной местной элиты. Очень ясно эту фрагментацию демонстрируют археологические данные:
каждый конец Новгорода был совокупностью боярских кланов, причем многочисленные ремесленные мастерские Новгорода находились на боярских усадьбах. Набор мастерских разного профиля составлял основу устойчивости усадьбы: «На протяжении столетий линии частоколов таких усадеб, переходивших от поколения к поколению, оставались на одном и том же месте» [
Янин В. Л.Новгородская феодальная община (Историко-генеалогическое исследование). М., 1981. С. 7–57].
Новгород, как показал В. Л. Янин, был городом не ремесленников и торговцев, а богатых бояр-землевладельцев, имевших обширные владения во всей земле, но живших в Новгороде, где они держали своих ремесленников и торговых людей для обработки и реализации тех природных богатств, которые поступали к ним из их владений. Естественно, что при такой «клановой» организации производства не могло быть и речи о возникновении в Новгороде ремесленных цехов по образу и подобию торговых «полисов» Западной Европы, что вполне объясняет масштабный импорт в город тканей с Запада. Более того, в XII–XIII вв. город представлял собой систему пространственно, политически и — как следствие — хозяйственно разделенных центров: «Между древними Чудиным и Неревским концами лежала территория в основном пустопорожнего Загородья» [
Янин В. Л.Новгородские посадники. С. 189]. Лишь по краю Загородья проходила Прусская улица, «подчинившая» себе в начале XIII в. Людин конец и люто враждовавшая в то же время с концом Неревским.Конкретным политическим итогом (1) влияния противоборствующих кланов Рюриковичей на новгородскую политику и (2) вражды городских концов стал десяток переворотов за какие-то 35 лет между 1136–1171 годами. За это время всего двое посадников (Костянтин Микульчич и Якун Второй) умерли на своём посту [см.:
Янин В. Л.Новгородские посадники. С. 148]. Редкие успехи в деле политической консолидации Новгорода на почве борьбы за «вольности новгородские» (заметные, например, при посаднике Мирошке Несдиниче в конце XII в.) вели к формированию зачатков автократии (которые обнаруживаются, например, при посаднике Дмитре, сыне упомянутого выше Мирошки). А эта неумелая автократия разрушает все зародыши породившей её консолидации новгородских сил. Так, итогом объединительного процесса при посадниках Мирошке и Дмитре Мирошкиниче стал взрыв 1207 г., когда успешные дипломатические демарши Всеволода Юрьевича Большое Гнездо спровоцировали новгородское восстание, направленное против Дмитра [НПЛ. С. 50, 247; ПСРЛ. Т. 1. С. 210].Для сравнения просто напомню, что между 1130 и 1172 гг. в Венеции, заметно менее зависимой от влияния внешних «имперских» сил, сменилось лишь три дожа, причем из них только несчастный Витале Микеле II был свергнут, да и то — по более чем уважительной причине [
Norwich John Julius.A History of Venice. New York, 1982; М.: ACT, 2009]. Как видим, ужасающую неустойчивость власти новгородских посадников в XII в. нельзя списать на «дурные республиканские нравы», и нам придется искать для неё внятное собственно «новгородское» объяснение. И представляется вполне естественным связать несомненное и разнонаправленное влияние на новгородскую политику княжеских фракций с очевидной внутренней фрагментацией новгородской элиты. А проделанное выше исследование экспорта/импорта Города отлично описывает экономические результаты политической и хозяйственной «клАнизации» олигархической республики.