Он лишь вздохнул в ответ. Нью-Йорк, Гонконг, Париж — все это было за границами его вселенной. Близнецы вернулись на свою орбиту, с которой им никогда не следовало сходить, пронеслись над нашим городком как метеорит, а ведь известно, что случается во время такой природной катастрофы: метеорит может долететь до нашей планеты и врезаться в какую-нибудь Сибирь или Камчатку, разлетевшись на мелкие кусочки, которые потом даже не соберешь, или же пронестись мимо Земли словно огнедышащий дракон, дабы навсегда исчезнуть в пугающей черноте космоса. Метеориты и кометы нас не касаются, Клод Бланкар вряд ли будет еще говорить о Лео и Камилле. Он ничего не знал и об Анне — ее жизнь тоже протекала на другой, далекой планете. Или все-таки знал? Может, он уселся за мой стол из чистого любопытства? Он, похоже, не торопился уходить, незаданные вопросы, казалось, висели на его тубах, готовые сорваться в любой момент. У меня вдруг перехватило дыхание, и я глубоко, с шумом, вдохнул воздух.
— Все еще страдаешь от апноэ? — спросил он.
Сволочь! Все-таки заметил. Я кивнул на пачку сигарет, и мы завязали неизбежную дискуссию о том, что вредно для здоровья и спорта, что надо бросать, от чего следует воздержаться, что человеку нужны стимуляторы, так уж лучше обычная сигарета, чем косячок, но, так или иначе, это очень дурная привычка, ну, вы и сами, господин доктор, всё прекрасно знаете, — обычные темы наших с вами бесед, разница лишь в том, что перед вами я, а не Бланкар.
Я говорил и говорил без умолку, чтобы не дать приблизиться к нам призраку Анны, которая, казалось, бродила вокруг нас. И я старался ей помешать подобраться к сидевшему напротив меня Клоду Бланкару, зная, как подбиралась она к незнакомым парням, вся такая воздушная, недостижимая и отсутствующая, и как искала в них точку опоры, за которую мог зацепиться ее мир грез и терзаний, но даже когда ей это удавалось, она оставалась такой же воздушной, недостижимой и отсутствующей, — настолько воздушной, что легко отделялась от людей, и никто не пытался ее удержать. По-видимому, это просто было в ее природе — скользить по жизни рядом с вами, пока не наступал день, когда она взмывала ввысь, чтобы парить без руля и ветрил до тех пор, пока другой парень не подцепит ее на час или месяц. Нам с близнецами Анна казалась естественной — ни доброй, ни злой, шелковой, словно шарф, который ты с удовольствием носишь и о котором легко забываешь, но сама она хотела жить, ей хотелось сбросить с себя воздушную прозрачность, и я это сразу почувствовал. Мне удалось быстро раскусить ее, я же дока по части тайн, мне нравится проникать в души, я доволен, когда люди открывают свои сердца и открываются миру Анна хотела жить, но не смогла воспользоваться обстоятельствами. На меня вновь накатило апноэ.
— Слушай, — опять неожиданно перескочил на другую тему Клод Бланкар, — знаешь, ведь это был не я.
— Ты о чем?
— Да о близнецах. Это всё они, они хотели во что бы то ни стало показаться мне без шмоток, ну помнишь, в школьном лабиринте. Не знаю почему.
— Забудь, — обронил я.
— Ты не злишься?
— Столько воды утекло, старина!
— Да, забавно. Знаешь что?
— Ну?
— Моя подружка — близняшка, то есть я хочу сказать, что у нее есть сестра-близняшка.
Судя по его заблестевшим глазам, он не закончил еще откровенничать.
— Забавно то, что они не настоящие близнецы. Не однояйцевые, понимаешь? Это довольно редко встречается. Одна — брюнетка, другая — блондинка, моя — брюнетка.
Я чуть не упал под стол со смеху. «Однояйцевые», он произнес это слово очень быстро, стараясь никоим образом не выделять его, не поднимать над частоколом других слов в своей фразе, показать, насколько свободно он чувствует себя в новом мире, где обитают девушки, отмеченные подобной печатью судьбы, однако, несмотря на его потуги, это слово вырвалось на волю, — было очевидно, что он ослеплен его звучанием, с таким же очарованием он мог бы назвать этих девушек «принцессами».
И спустя минуту, прощаясь, он добавил:
— Вот так совпадение, правда?
Произойди эта встреча в прошлом году, я с важным видом невзначай обронил бы с коварностью змеи: «Не думаю, что это совпадение». Но сейчас я подумал: «Ступай с миром, Клод Бланкар, пока близнецы не проглотили тебя с потрохами. Ты просто узрел их на мгновение обнаженными, всего лишь раз, когда был несмышленым мальчишкой, они не обожгли тебе глаза, не превратили в безмолвную статую, тебе несказанно повезло, ступай с миром и будь счастлив с твоей поддельной близняшкой. Я принимал тебя за злого мальчишку, а ты был просто невинным ребенком, и как мне хотелось бы быть на твоем месте».
— Да здравствует спорт! — сказал я Полю, когда он вернулся за наш столик. — Да здравствует спорт!
Я не рассказал ему, о чем мы болтали с Клодом Бланкаром. Истории с близнецами и близняшками выходят за рамки наших отношений, я оставляю их для наших с вами будущих сеансов, мой господин психоаналитик. Разве не вы меня учили, что «человек не обязан говорить обо всем личном» или, к примеру, «чтобы оставаться друзьями, необязательно быть откровенными»?