Даже если мы отвлечемся от таких возможностей, как явный генетический шум, неправильно полагать, что, когда психическое заболевание сохраняется в популяции, это говорит о его положительных сторонах. Горькая правда состоит в том, что эволюция «заботится» не о нашей внутренней жизни, а только о результатах. Пока люди с отклонениями воспроизводятся в разумных пропорциях, разрушительные генетические варианты могут и будут сохраняться в видах, независимо от того, что они покидают своих носителей, сопровождаясь эмоциональными страданиями.[66]
Все это рассмотрено в профессиональной литературе, но почти не уделено внимания другой возможности: бывает ли так, что некоторые аспекты психического нездоровья сохраняются не потому, что несут что-то положительное, а просто потому, что эволюция не готова взять и перекроить нас на иной лад?
Возьмем, например, тревожность. Эволюционные психологи могут сказать вам, что тревожность подобна боли: и то и другое существует, чтобы побуждать страдающих ими к определенным действиям. Может, и так, только означает ли это, что тревожность – неизбежный компонент мотивации, который должен присутствовать в любом хорошо функционирующем организме? Вовсе нет, тревога могла подталкивать к действию некоторых наших предков до появления речи и сознательного мышления. Но это не делает ее правильной системой для таких созданий, как мы, обладающих способностью рассуждать. Наоборот, если бы мы, люди, были построены основательно, для тревог вообще не было бы места: наши способности к умозаключениям более высокого уровня могли бы сами справляться с планированием. Совершенно неясно, какую полезную функцию несла бы тревожность у созданий, обладающих способностью ставить и воплощать в жизнь собственные цели.
Подобные доводы уместны и в отношении потребности человека в самоуважении, социальном одобрении и положении, – словом, источнике многих психологических проблем. Вероятно, в любом мире, какой мы можем вообразить, для большинства созданий самым важным благом было бы общественное признание, но непонятно, почему отсутствие такового непременно должно приводить к эмоциональной боли. Почему не быть такими, как буддистские роботы, которых я упоминал в прошлой главе, – всегда осознающими (и реагирующими на) обстоятельства, но никогда не страдающими из-за них?
Научная фантастика? Как знать. Задача этих рассуждений – донести следующую мысль: если вообразить иных существ и другие способы жить и дышать, то вовсе не очевидно, что описанные выше расстройства непременно должны сопровождать этих существ в ходе эволюции.
Собственно, вот к чему я веду: подверженность умственным расстройствам может быть следствием, во всяком случае отчасти, неблагоприятного стечения обстоятельств в ходе нашей эволюционной истории. Возьмем, к примеру, нашу видовую подверженность разного рода зависимостям: от сигарет, алкоголя, секса, азартных игр, видеоигр, чатов или Интернета. Зависимость может возникать: когда ближайшие удовольствия субъективно воспринимаются как огромные (как в случае героина, который по описаниям многих лучше секса); когда отдаленные блага субъективно воспринимаются как несущественные (людьми, которые без этого чувствуют себя подавленными, которые не понимают, зачем им жить); когда мозг отказывается посчитать истинное соотношение между первым и вторым. (Последнее, вероятно, случается с пациентами с повреждениями вентромедиальной префронтальной коры; они, очевидно, не в состоянии сопоставить выгоды и издержки, а кажутся равнодушными к их соотношению.) В любом случае зависимость можно рассматривать как частный случай общей проблемы: нашего видового несовершенства, идущего от дисбаланса атавистической и современной систем самоконтроля.
Разумеется, есть и другие факторы, например, насколько сильное удовольствие получает данный индивид от данного вида деятельности; некоторые кайфуют от азартных игр, а другие предпочтут сэкономить свои денежки. Разные люди подвержены разным видам зависимости и в различной степени. Но в известном смысле все мы рискуем. Поскольку баланс между отдаленным и ближайшим будущим был предоставлен весьма беспринципной жестокой конкурентной борьбе, уязвимость человечества в отношении зависимости практически неотвратима.
Если разрыв в наших системах самоконтроля представляет одно направление неблагополучия в человеческом мышлении, то склонность к подтверждению и мотивированные умозаключения комбинируются, чтобы создать еще одно: относительную легкость потери связи с реальностью. Когда мы «теряем ее» или раздуваем из мухи слона, мы упускаем из виду перспективу, настолько раздражаясь, например, что исчезают все признаки объективности. Это не делает нам чести, но это часть человеческого бытия; поистине человек горяч.