После поражения Красной армии под Варшавой в августе 1920 г. и краха попыток «революционизировать» Польшу большевистское руководство перешло к практическим мерам по реализации планов создания союзного государства. Встал вопрос об оформлении отношений РСФСР с образовавшимися советскими республиками, ставший еще более актуальным в начале 1922 г. в связи с подготовкой к Генуэзской конференции. Народный комиссар по иностранным делам РСФСР Г. В. Чичерин 10 января написал секретарю ЦК РКП(б) В. М. Молотову письмо, в котором высказал свою точку зрения на состав советской делегации на будущей конференции. Он подчеркнул, что «в протоколе заседания комиссии по подготовке европейской конференции от 9 января выдвинут чрезвычайной важности вопрос о включении братских республик в РСФСР к моменту конференции»[267]
. По его мнению, «момент достаточно благоприятен для проведения этой очень крупной меры без серьезных международных осложнений», и «на конференции следует поставить державы перед свершившимся фактом». «Если мы на конференции заключим договоры как девять параллельных государств, это положение дел будет юридически надолго закреплено, и из этой путаницы возникнут многочисленные затруднения для нас в наших сношениях с Западом»[268], – утверждал глава советской дипломатии.Сталин, ставший к тому моменту генеральным секретарем партии и изучивший состояние работы и настроения периферийных парторганизаций, настаивал на необходимости немедленного изменения существующего порядка отношений «между центром и окраинами». Сталинский проект признавал «целесообразным формальное вступление независимых Советских республик: Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и Армении в состав РСФСР, оставив вопрос о Бухаре, Хорезме и ДВР открытым и ограничившись принятием договоров с ними по таможенному делу, внешней торговле, иностранным и военным делам и прочее»[269]
. Свои мысли по поводу объединения республик Сталин изложил Ленину в письме от 22 сентября 1922 года. Он оценивал сложившуюся ситуацию как «отсутствие всякого порядка и полный хаос», которые тормозят и парализуют «всякую хозяйственную деятельность в общероссийском масштабе». Сталин предлагал выбрать одно из двух: «либо действительная независимость и тогда – невмешательство центра», либо «действительное объединение Советских Республик в одно хозяйственное целое», т. е. «замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик в смысле языка, культуры, юстиции, вну[тренних] дел, земледелия и прочее»[270]. При этом действовать надо было, как говорилось в письме, быстро: если сейчас «речь идет о том, как бы не „обидеть“ националов; через год, вероятно, речь пойдет о том, как бы не вызвать раскол в партии на этой почве»[271]. Причиной такой спешки было не только удобство администрирования, но и партийно-политические соображения. Сталин указывал на существование среди коммунистов большого числа «социал-независимцев», упорно признававших «слова о независимости за чистую монету» и недовольных централизаторской политикой ЦК партии, объясняя их появление необходимостью «демонстрировать» в период гражданской войны «либерализм Москвы в национальном вопросе»[272].Сталин настаивал на форсированных сроках образования СССР, указывая, что «через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик». Хотя единая партийная система виделась большевикам мощной объединительной силой, Сталин, по-видимому, опасался раскола партии на национальной почве, тем более что в официальных документах по отношению к советским республикам постоянно фигурировали определения «независимый» и «суверенный». Это давало основания республиканским руководителям требовать выполнения декларированных принципов[273]
.