Несовместимые (СИ)

Я улыбаюсь. Иронично, со смешком, отчего его глаза становятся ледяными. Не нравится. Мне тоже не нравится.

— Ты тоже мне нужен, но проще уйти от тебя, чем ввязываться во все это дерьмо, которым пропитана твоя жизнь. Я ведь многого у тебя не просила...

— Не еби мне мозг, — грубо обрывает, зло сверкает глазами. — Ты требуешь от меня невозможного! Я не могу дать тебе семью, как ты этого не понимаешь! Не могу! — рвано дышит, что-то цедит себе под нос. Отворачивается от меня, потирая подбородок.

— Вот и поговорили. А я не могу каждый раз делать вид, что мне по фигу на шалав возле тебя! Не могу прикасаться к тебе, зная, что к тебе прикасались другие! Пусть для отвода глаз, пусть для прикрытия, но все равно противно, больно. Ты понимаешь? — сокращаю расстояние между нами, заглядываю в его глаза. — Ты бы смог просто смотреть на меня с другим? Приходить домой и знать, что чужие губы меня целовали, другие руки меня трогали? Смог?

Шрам на щеке белеет от напряжения, которое волнами от него исходит. Прикрывает глаза, сжимает губы. Я жадно всматриваюсь в его лицо. Кто знает, наверное, последний раз я так близко стою возле него.

— Нет, — глухо произносит, устремляя на меня полный отчаянья взгляд. Сердце сжимается. — Не смогу. Как и не могу рисковать тобой, особенно сейчас.

— Какие у нас варианты?

— Ты понимаешь последствия?

— Быть с тобой? — кивает головой. — Понимаю. Но я хочу быть рядом с тобой, а не быть спрятанной где-то. Я хочу, чтобы все знали, что я твоя женщина. Хочу твою фамилию. Твоего ребенка.

Деликатное покашливание рядом напоминает мне о том, что мы не одни, что меня ждет Тимур, что надо решаться на какие-то шаги. Я вглядываюсь в лицо Германа, пытаюсь понять, о чем он думает. К сожалению, его мысли только при нем. Не лукавила, когда говорила о его фамилии, ребенке. Мне хочется быть его женой, делить с ним все тяготы и радости этой непростой жизни, которую ведет. Я прекрасно осознаю риски.

— Герман? — мне хочется услышать его согласие. Это становится навязчивой идеей. Не знаю, как переживу отказ, до последнего надеюсь на положительный исход.

Морально не готова, если оттолкнет. Не готова стоять одна, смотреть в спину уходящего мужчины, который пустил корни в моем сердце. Крепко, без ведома для меня и себя. И попроси он пойти за ним босиком по горящим углям, я пойду. Скажет стоять и ждать, пообещав вернуться — я буду ждать, только знать бы, что он возвращается ко мне с мыслями обо мне, с желанием обладать только мной ради прикрытия и просто так.

Если оттолкнет... Я соберу себя по кусочкам, я слеплю себя новую. Обязательно, только уйдет на это слишком много времени. Найти себя прежнюю после того, как тебя раскрошат на мелкие частицы — почти невозможно.

Серые глаза смотрят на губы, потом опускает их мне на грудь, ниже. Я тоже опускаю глаза. Вижу, протягивает руку, переплетает наши пальцы, сжимает. Не верю и с сомнением смотрю на него, пытаюсь найти ответ, не задавая вопросов.

Иногда хочется услышать слова, не гадать значение того или иного жеста. Иногда хочется понять, не имеет ли предложение другой смысл. Поэтому я молчу, прислушиваюсь к его молчанию.

Поднимает наши руки, целует мои костяшки. Нежно и трогательно. Подается вперед, обнимает, слегка прижав к себе. Вздрагиваю от его теплоты. Тепло, словно вернулась домой. И мой дом — его объятия. Я боюсь его потерять.

— Ты, наверное, замерзла, руки холодные, — шепчет на ушко.

Улыбается, кивает в сторону машин, а я все еще ищут ответ. Улыбается, обхватывает свободной рукой мою шею, поглаживает большим пальцем подбородок. Внимательно всматривается в глаза.

— Поехали домой?

Рискнуть? Довериться? Обманет? Предаст? Или будет оберегать? Хоть бы намекнул, чего мне с ним ждать.

— Я постараюсь сделать тебя счастливой, Марьяна.

Сжимаю его руку, он тянет за собой. Оказавшись внутри в прогретой машине, понимаю, насколько продрогла. Кожа покрывается мурашками, но, возможно, это оттого, что рука Германа ложится на мое колено.

Рядом с ним постепенно спадает моя нервозность последних дней. Я еще до конца не поняла, что будет с нами. Мне нужны подробности. Должно же быть четкое понимание, кто ты есть для этого человека.

Мельком смотрю на Германа. Он сидит рядом с закрытыми глазами, откинув голову на подголовник. Рука его по-прежнему на моем колене, в этом месте кожа просто горит.

За окном мелькают деревья, домов становится все меньше и меньше. С непроглядной темнотой мы подъезжаем к дому, ворота медленно отъезжают в сторону. Сначала въезжает автомобиль с охраной, потом мы, следом еще одна машина с ребятами.

Герман вздрагивает, когда останавливаемся возле крыльца. Убирает руку, трет глаза. Смотрит на меня уставшим взглядом.

— Добро пожаловать домой, — выходит первым, открывает дверку мне сам, подает руку. Я напоминаю себе, что он до сих пор не разъяснил мне перспективы будущего рядом с ним.

Иду следом, точнее, он тянет меня за собой. Заходим в кабинет, подводит к креслу. Я сразу же в него усаживаюсь, напряженно наблюдаю за Соболем. Он снимает пиджак, вешает его на свое кресло, подходит к стене. Там сейф.