Несовременные записки. Том 4

Екатеринбург

РАЗМЫШЛЕНИЯ

Сергей Борчиков ПО ТУ СТОРОНУ БЫТИЯ И НЕБЫТИЯ (вариации на темы Фридриха Ницше)

Я покинул отчизну, чтобы найти

Истину по ту сторону моря.

Гельдерлин. Фрагмент «Гипериона»¹

.

1

Жизнь человека должна оформляться в тезисы, иначе она не оправдывает своего предназначения.

Оформление в тезисы исполняет две задачи. Во-первых, оно само выступает жизнью, тем самым облагороженной элементами высшего порядка; во-вторых, оно оттачивает форму мышления, заимствуя ее для поиска смысла жизни, или истины.

2

Все истины могут быть подвергнуты сомнению, — все, кроме одной: «Я умру».

«Самые скептические системы, сомневающиеся даже в самом сомнении, преклоняются перед фактом действительной смерти»², — отмечал в «Философии общего дела» Н. Ф. Федоров.

В отличие от множества истин, предмет которых так или иначе находится в настоящем, объект истины «Я умру» существует в будущем. Поскольку смерти для Я сейчас нет, постольку и по ее поводу может возникнуть сомнение. Однако, такой скепсис будет ложным: смерть есть и есть абсолютная будущая истина.

3

«Действительность есть… ОБНАРУЖЕНИЕ себя…»³, — учит великий Гегель.

Это положение необходимо дополнить: …за исключением одного — смерти.

Действительное не обнаруживает, не проявляет смерть. Смерти до ее наступления нет, нет даже и именно в возможности, в потенции. Смерть возникает ВДРУГ в конце жизни, как бы извертываясь из действительности.

Точно так же ВДРУГ, как бы извне, рождаются тезисы. Действительность сама, без усилия человека не способна выявить их и оформить. Но и человек не волен творить тезисы по своему произволу. Для этого бытие должно быть ввернуто в небытие и извлечено обратно в форме истины.

4

«Реальная действительность… имеет ВОЗМОЖНОСТЬ непосредственно В САМОЙ СЕБЕ»⁴, — вот гегелевская идея, лежащая в основе ходячих представлений о возможности и действительности.

Вместе с тем, имеются сферы реальности, в которых эта идея попросту неверна: возможности как некой потенции, скрытой до обнаружения в действительности, в них не существует.

А что существует?

Существует одно ИЗВЫВЕРТЫВАНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.

Такова, по-видимому, и человеческая жизнь.

Человек может проектировать извывертывания своей жизни; правда, это не значит, что она в действительности будет извывертываться по его проектам. Несмотря на это парадоксально верны два тезиса:

1) извывертывание жизни происходит на базе ее собственных возможностей, но исключительно из самой себя без учета субъективных проектов;

2) извывертывание жизни происходит вне обнаружения возможностей, порой вопреки им, но на фоне наведения проектируемых субъектом изменений.

5

Жизнь, проектируемая так, как будто она сама из себя развивается, с одной стороны, оформляет предпосылки тезиса «Жизнь — causa sui», с другой — наводится тезисом «Жизнь — абсолютная истина».

Требуется большое искусство, чтобы строить жизнь как абсолютную истину в виду единственной абсолютной истины — смерти.

Красота — это, собственно, бытие, превознемогающее реальность небытия. А жизнь, протекающая по законам красоты, по сути представляет жизнь-искусство.

Жизнь-искусство — это проект. Возможны и иные проекты жизни, в том числе даже такие, как самоубийство. Не возможно только одно — проектировать смерть в качестве извывертывания жизни.

Смерть — не возможность, не проект, а абсолютная необходимость, которой не должно быть.

Данный тезис, пожалуй, в наиболее последовательном виде претворился в жизни-искусстве русского мудреца Николая Федоровича Федорова и его учении о всеобщем воскрешении предков. Смысл этого тезиса прост, как сама жизнь и непостижимо глубок, как нечто, лежащее по ту ее сторону.

6

«Великая заслуга Ницше состоит в том, что он зовет к переходу за пределы добра и зла. Ошибка же его заключается в том, что вместо древа жизни он насаждал за этими пределами древо смерти»⁵, — так оценивал русский мудрец-отшельник Н. Ф. Федоров немецкого отшельника-гения Фридриха Ницше. И это показательно.

Ницше не везло на критиков. Из хлесткого фразеологизма «По ту сторону добра и зла» критики, как правило, выхватывали первую половину. Сторонникам она импонировала, противники возмущенного восклицали: «Как это? Что же хорошего может быть без добра?» Из внимания практически выпадала вторая половина фразы — призыв Ницше к миру без зла, по ту сторону страданий, несчастий и смерти. И если верно, что смерть — зло, то верно, что Ницше не только не насаждал дерево смерти, но и не в меньшей мере, чем другие философы, пестовал дерево жизни.

7

«Ну, положим, нам возжелалось истины — ОТЧЕГО ЖЕ НЕ ВЗАЛКАТЬ неистины?»⁶, — иронически спорит Ницше.

И все же он, бесстрашный экспериментатор, не осмеливается додумать ответ до конца так, чтобы вообще поменять местами истину и неистину.