На улице, рядом с оградой разлегся труп в черной форме, поверх которой был нацеплен тяжелый бронежилет. Лицо неизвестного скрывалось под плотной противогазной маской, одно из стекол которой было выбито, а неподалеку валялась каска, сильно напоминавшая аналогичный головной убор солдат вермахта. На рукаве покойника ярко выделялась эмблема – свернувшийся белый змей. Кроме того, неподалеку обнаружились следы крови – похоже, пули Шамана задели еще кого-то. Тротуар был щедро усыпан гильзами.
Рядом с покойником валялось его оружие – довольно громоздкий прямоугольный пистолет-пулемет, сразу с двумя стволами и затвором в верхней части. Данная странность объяснялась просто: весь боекомплект оружия, находился прямо на нем – справа и слева, в специальных петлях были закреплены спарки магазинов, примерно на тридцать патронов каждый. Всего таких закладок было шесть, причем расположены боеприпасы были так, чтобы не мешать перезарядке и стрельбе. Курков у оружия тоже было два.
- А вот это мы приберем! – произнес Шаман, подбирая трофей. – Пригодится. Ну, а теперь… погнали! – добавил он, увидев спешащего по дорожке Крота.
- Погоди – покачал головой Горын. – Для начала убедимся, что сюда прибудут «правильные» люди, а не какие-нибудь подделки.
- Хорошо. Надеюсь, они не слишком задержатся…
Мать-настоятельница взглянула на часы и кивнула в такт своим мыслям.
- Идемте, дорогие сестры. Приступим к приготовлениям.
И первой вышла из церкви. Остальные монахини почтительно двигались следом, не издавая ни звука. Две из них волокли подругу Эмилии, Владиславу – та пыталась упираться, но ничего не получалось. Держащие ее женщины, казалось, вовсе не замечали усилий пленницы.
Процессия медленно обошла здание и остановилась у массивного двустворчатого люка, ведущего в подвал. Настоятельница отомкнула тяжелый замок, расплела цепь, удерживающую ручки, после чего помощницы споро распахнули створки. Кивком поблагодарив их, женщина спустилась вниз по выщербленным каменным ступеням.
Уже на середине спуска, ноздрей Владиславы коснулся отвратительный смрад чего-то горелого и, чем ниже спускалась процессия, тем сильнее он становился. Наконец, лестница закончилась, и перед группой выросли еще одни массивные двери, усиленные железными полосами. Когда же они распахнулись, завизжав плохо смазанными петлями, смрад стал и вовсе удушающим. Девушка едва не лишилась чувств,… но почти сразу пришла в себя, едва разглядев, куда ее привели.
Подземное помещение оказалось кухней и одновременно столовой. В дальней части располагался огромный очаг, в котором уже весело трещали несколько смолистых бревен, а рядом стояли несколько огромных противней, вертелов и щипцов, которыми предполагалось закидывать обратно выскочившие угли. Здесь же находится широченный стол, на котором эти огромные противни уместились бы без проблем, лавок же не было вовсе – как видно присутствующие предпочитали есть стоя. Но не это вырвало девушку из намечавшегося беспамятства, а куда более кошмарные детали, которые она разглядела почти сразу, благо света в комнате было достаточно!
Столешница была заляпана запекшейся кровью, а кое-где на ней лежали мелкие ошметки подгоревшей плоти. Пол усеивали обглоданные кости – часть из них была собрана в стоящие по углам мешки или же сметена в кучки, но остальное валялось как придется. В одном углу громоздилась изрядная груда тряпья, вне всякого сомнения, ранее бывшая… церковными одеяниями!
- Ты! – мать-настоятельница указала на одну из сестер. – Поднимись и проследи, чтобы нас никто не беспокоил.
Та недовольно заворчала, но подчинилась.
- Что же касается тебя, дочь моя – продолжила монахиня, обращаясь к пленнице. – Ты ведь уже догадалась о своей роли, не так ли? Сначала мы причастимся твоей невинной кровью, а затем разделим твою подрумяненную плоть! Право слово, жаль, что сестра Эмилия зачем-то понадобилась доктору Фаулеру, и наша трапеза ныне будет скудна,… но тут уж ничего не поделаешь. Сестры, подготовьте ее!
- Не-е-е-е-е-е-ет!!!! – крик девушки заметался по подвалу, отлетая от стен. Ни о каком соблюдении обета речи уже не шло. Десятки рук вцепились в нее, раздирая одежду, а три или четыре монахини уже тащили противень. Не прошло и минуты, как Владислава оказалась на каменном ложе, с желобками для стока крови, а на ее запястьях и лодыжках защелкнулись железные браслеты. Сестры сноровисто расставляли по краям потемневшие от времени чаши и самые обыкновенные банки.
Но главный ужас только начинался! Словно вспомнив о чем-то важном, все собрание избавилось от вуалей, под которыми оказались жуткие бледные лица, покрытые желтыми и синеватыми пятнами. Глаза фальшивых монахинь стали оранжевыми, зрачки засияли красным, а губы вдруг раскрылись, подобно отвратительным цветкам, обнажая белые ряды зубов, острых словно шипы. Вся толпа довольно клацала, и облизывалась длиннющими фиолетовыми языками, а некоторые, особо нетерпеливые, уже жадно мяли руками плоть девушки, царапая ее острыми ногтями!