Рем сначала нахмурился, попытался перевернуться на живот, а через секунду вспомнил, где находится и что произошло. Рем дернулся и попытался встать с дивана. Ноги запутались в покрывале, и молодой человек с грохотом рухнул на пол. Судя по тупой боли в боку, он так падал уже не один раз. Зато хоть зрение начало проясняться. Из ослепительного света начали вырисовываться очертания жилища Каны Хикари. Диван, на котором развалился Рем, книжные полки, журнальный столик. Все стало таким резким, что глаза заболели, словно мозг преисполнился ощущений и пытался выдавить органы чувств из черепа. Рем мог даже рассмотреть узор пола. Он по привычке потянулся за своей таблетницей, но тут на глаза попался сложенный вчетверо лист бумаги, оставленный на низком столике. На нем большими печатными буквами было выведено: «РЕМ»
Молодой человек поднялся с пола, потянулся и бухнулся обратно на диван. Развернул записку. Интересно, госпожа Хикари предпочитала печатные буквы просто так или боялась, что Рем не слишком грамотен?
Рем поворошил память в попытках припомнить, не сделал ли он чего, чтобы заслужить такое трогательное обращение. Массаж там или что ещё любят женщины из Верхнего города. Но исходивший от него запашок давал понять, что обращение «дорогой» — просто формальность. Вряд ли Кана подпустила бы его к себе с таким-то душком.
Рем взглянул на время. Был почти полдень. Молодой человек подумал было завалиться и немного доспать. В конце концов, не каждый день удаётся поспать на мягком диване, который как будто обнимает тебя своими изгибами, так что ты даже собственных костей не чувствуешь. Но желудок требовательно завыл.
Рему и самому было интересно, что можно найти на кухне. Она была такой большой, что на несколько секунд молодой человек растерялся, не зная, какую из многочисленных дверей открыть первой. Он начал аккуратно исследовать стол. В пузатом стеклянном графине обнаружился кофе. Настоящий, горький и немного кисловатый. Ничего общего с маслянистой сладостью растворимого, которым они запивали таблетки в Нижнем городе. Напиток уже давно остыл, и все же Рем выхлебал его весь, морщась от скрипевшего на зубах жмыха. Рот стянуло от горечи, желудок завязался узлом. Казалось, что это схлестнулись не кофеин и желудочный сок, а голод и жадность.
Жадность быстро победила. Спазм прошёл. Рем выпрямился, отчего-то осмелел и направился к холодильнику. Белый электрический свет озарил холодную камеру, больше напоминавшую пещеру с сокровищами из сказок. Там были пучки зелени, ярко-красные томаты, баклажаны, какие-то продукты были замотаны в бумагу, и Рем боялся коснуться их даже взглядом. Он остановил свой выбор на сэндвиче, одиноко лежавшем на тарелке. Хлеб успел засохнуть, да и зелёный лист уже напоминал забытую в раковине тряпку, но запах от него был такой… пряный, солоноватый. Рем осторожно откусил и почувствовал, как на язык упало что-то гладкое, волокнистое. Он осторожно приподнял кусок хлеба и чуть не вскрикнул. Между хлебом и овощами был зажат огромный толстый шмат ветчины. В следующую секунду Рем жадно вгрызся в сандвич, закатывая глаза и постанывая от удовольствия.
В последний раз настоящее мясо он ел с полгода назад, когда в клуб привезли контрабандную партию. Ему тогда достался обрезок сплошь из жил и жира. И вот теперь он вгрызался в этот обмазанный соусом кусок ветчины, забыв напрочь о хлебе и овощах.
Кажется, он в жизни так не возбуждался. Даже в подростковые годы, когда гормоны хлестали во все стороны, и любой девке с сиськами навыкате было достаточно просто появиться в поле зрения, чтобы член попытался отвесить ей приветственный поклон.