Неспящие

Она повернула голову и ошарашенно на меня посмотрела. На несколько секунд я растворился в ее глазах. Они очень напомнили мне глаза мамы. Затем она перевела взгляд на вышибалу и взяла у него из рук коробку. Она присела передо мной на корточки и разорвала на мне штанину. Она так умело обрабатывала мои раны, словно делала это каждый день. Она возилась со мной в окружении всех этих типов и проституток, которые, гогоча и виляя бедрами, направлялись прямиком в ад: делала дезинфицирующие примочки и компрессы, останавливала кровь, прикладывала вату и перевязывала раны километрами бинтов. Последним предметом ее заботы стала ссадина у меня над бровью. Управившись со всем этим, она улыбнулась. Я прикоснулся разбитыми губами к ее горячему лбу.

Майя продолжает улыбаться и тогда, когда мы переступаем через порог ресторанной кухни. Белая мраморная рабочая поверхность стола возле раковины безупречно чистая. Она прикладывает к ней по очереди свои горящие щеки.

Мое открытие меня потрясло. У меня дрожат руки. Пусть Майя сейчас просто сядет. Ей не нужно ничего делать. Я все сделаю сам.

* * *

Пока он разбивает яйца вилкой, я смотрю на его спину. На его бурое плечо, на его фиолетовый распухший висок. И улыбаюсь, замечая, что он нервничает. Я умираю от голода.

Он нарезает цикорий и смешивает его с майонезом. Рот из помидора, нос из картошки в мундире. Со сковородки на него смотрят глаза. Они не плачут. Они почти готовы.

Я ем. Он следит за каждым моим движением. До тех пор, пока я все не доела.

— Как вкусно! — говорю я, складывая приборы в тарелку.

— Ты похожа на мою маму, — говорит он.

Я почему-то и раньше это знала.

И затем.

И затем.

Может быть, вскоре мы выйдем на улицу и почувствуем, как город обнимает нас со всеми его кораблями, автобусами и деревьями. Дыханием, голосами и кровью. С его днем и ночью. С людьми, среди которых я и мы оба.

Может быть.