Достав три шприца, первую партию инъекций, он ввел препарат коллегам, а затем попросил Марка об ответной услуге.
Поначалу не изменилось ничего. В месте от укола появился легкий зуд, но на это не стоило обращать внимания. Около десяти минут мужчины сидели молча, прислушиваясь к своим ощущениям, а затем вдруг почувствовали, как по их телам медленно, но весьма ощутимо разливается свинцовая тяжесть. Голова, тем не менее, стала более ясной. А еще через несколько минут они были уже столь бодры, словно выпили по чашке горячего крепкого кофе, а не впрыснули первую дозу препарата. Чувство тяжести в теле, тем не менее, никуда не ушло.
Ученым разом захотелось проявить хоть какую-нибудь физическую активность. Они принялись мерить комнату неспешными шагами, но вскоре силой усадили себя в свои кресла. Тратить сейчас энергию на подобные пустяки было бы попросту глупо. Впереди их тела ждало суровое испытание, через которое они просто обязаны были пройти с гордо поднятыми головами.
Время шло. Ученые пробовали читать, но, вероятно из-за воздействия препарата, сосредоточиться на тексте никак не получалось. Отложив книги, Марк и Винфрид сели за игру шахматы, однако вскоре бросили и это занятие по той же причине. Тогда они завязали разговор, затянувшийся на несколько часов.
Никто и не думал, что первый день добровольного заточения окажется настолько тяжелым. Мужчины не привыкли сидеть без дела, а посему каждую минуту думать над тем, чем бы заняться в следующий момент, оказалось весьма непросто.
Наконец, наступил вечер. Менгеле устроился в кресле поудобнее и, с нескрываемым удовольствием провел ладонью по обложке дневника, а затем аккуратно открыл его. Окунув ручку в чернильницу, он сделал запись:
«Двенадцатое апреля. Первый день эксперимента прошел вполне приемлемо. Наши тела не начали отторгать препарат, и сам этот факт я считаю своего рода небольшим достижением. Никаких побочных эффектов пока выявлено не было. Несколько раз я измерял давление, температуру, реакцию на свет, а также наблюдал за изменением в пигментации кожи и активностью испытуемых, в число которых вхожу и я сам. Все показатели по-прежнему в пределах нормы.
Препарат был разработан мной таким образом, чтобы воспрепятствовать организму впадать в состояние даже микросна, в которое любой человек время от времени погружается при сильном переутомлении и активном недосыпании, иногда сам того не осознавая. Подобные фазы могут длиться всего несколько секунд, но, как я полагаю, в этом случае чистота эксперимента будет нарушена. Поэтому бодрствовать мы будем без таких перерывов в работе сознания.
Как бы то ни было, впереди у нас первая ночь, которую нам предстоит провести под воздействием препарата. Опыты на животных показали, что незначительные изменения в их поведении начинались примерно спустя сутки при отсутствии сна.
Марк немного нервничает, но я уверен, что его беспокойство излишне. В конце концов, мы всегда можем ввести нейтрализующую инъекцию и открыть дверь».
Некоторое время после наступления темноты, которая ощущалась лишь интуитивно, они сидели, занимаясь различной, по сути, совершенно бессмысленной работой. Надолго их не хватило. Вскоре мужчины легли на свои кушетки и, повинуясь привычке, закрыли глаза. Сна, конечно же, не было и в помине. При этом, их телами вдруг овладела усталость. Мозг отказывался работать, почти рефлекторно требуя ночного успокоения.
Примерно к двум часам ночи это состояние сменилось резким всплеском активности. Трое мужчин вновь чувствовали себя бодрыми и практически отдохнувшими.
Данный период являлся всего лишь мимолетной фазой, которую следовало спокойно переждать. К семи часам утра, когда уже совершенно рассвело, в их телах снова появилась тяжесть. Рассвета ученые не видели. Вокруг были лишь блестящие в мерцании электрических ламп серые стены, но какие-то «внутренние часы» вдруг четко обозначили наступление нового дня.
Доктор чувствовал, что начинает нервничать, и причины этого понять не мог. Чтобы хоть немного успокоиться, он склонился и подробно записал ход исследований в журнале, который вел отдельно от дневника, а когда оторвался от работы и взглянул на часы, стрелки на них показывали уже десять утра. Пора было вводить новую порцию препарата.
Во второй половине дня прилив сил, который они вновь ощутили после утренней инъекции, постепенно сошел на нет. Раздражительность всех троих, тем временем, усилилась. Ученые не желали этого признавать, но теперь, общаясь друг с другом, они испытывали легкое подобие отвращения. Его вызывала сама мысль о том, что в этой комнате есть кто-либо посторонний, способный в любой момент отвлечь на себя внимание по любому, даже самому незначительному пустяку.
А еще, весьма сильную неприязнь вызывал непрерывно горевший в комнате свет.
Ближе к полуночи Менгеле снова сел за стол. За прошедший день они провели довольно много исследований своего состояния и, как полагалось, записали все в журнал. Тратить время еще и на дневник у доктора не было ни малейшего желания.