Неспокойные воды Жавель

Наконец молодой человек решился. Он присоединил купюру к другим, уже лежавшим в ящике, а на блюдечко положил все, что причиталось мне.

Гарсон принес сдачу. Я оставил ему кругленькую сумму на чай, дабы получить возможность завести разговор.

– Бумажка была фальшивая, что ли? – спросил я. Он ответил, пожав плечами:

– Эти молокососы сами не знают, чего хотят,– только бы поразвлечься. Ну и времена, месье! Да вот, как вы думаете, что я увидел на днях на улице? Мальчишка лет десяти-двенадцати, не больше, записывал в блокнот номера проезжавших мимо него машин. Полицейский, да и только!

– А номер моей бумажки соответствовал номеру краденой машины? – решил я пошутить.

Он опять пожал плечами.

– Вот уже три дня, как он занимается этой дурацкой проверкой. После ограбления.

– Какого ограбления?

– Да банка напротив – «Контуар де креди».

Он показал мне его в окно. Банк находился на углу улиц Ален-Шартье и Вожирар. Через головы людей, дожидавшихся автобуса № 62, видно было его угловую дверь, расположенную между тиром и лотереей. Только теперь мне стал понятен смысл беседы посетителей. Я имею в виду, конечно, посетителей бистро, а не банка. (А это далеко не одно и то же; скорее даже наоборот.)

– Вы разве не слыхали об этом ограблении, месье?

– Видите ли,– заметил я,– уж чего-чего, а ограблений у нас хватает. И потом, я не из этого квартала.

– Я – тоже. Я здесь только работаю. А вот местные жители считают, что дело провернули ребята из квартала. Лиц-то их никто не видел – из-за масок, они, надо вам сказать, были в масках, но все уверены, что они из этого квартала…

И он пространно изложил мне причины, говорившие в пользу такого предположения.

– Короче,– продолжал он,– бандиты захватили кучу деньжищ… Говорят, миллионов десять-двенадцать… Так, пустячок! А некоторые утверждают, будто все пятнадцать…

– Кое для кого два-три миллиона и правда пустячок.

А так как сам он к числу таковых не принадлежал, момент ему показался вполне подходящим, чтобы положить в карман чаевые, оставленные для него на блюдечке.

– Короче, говорят, будто в этой куче полно было пачек по пять и по десять тысяч, так вот кассир банка записал их номера. Уж не знаю зачем, но это так. Сам-то я в банковских делах ничего не смыслю. А кассир их – из наших клиентов. Зовут его месье Жорж. В полдень и вечером он точно, как часы, пьет свой анисовый ликер. Так вот, месье Жорж передал список номеров этому парню, и с тех пор, как только мне дают разменять пяти– или десятитысячную бумажку, вы только подумайте, я должен еще проверять и изучать ее. Улавливаете всю хитрую механику, а, месье? Вы только представьте себе: бандиты из местных идут и тратят краденые бабки в своем же квартале! Меня от таких рассуждений просто с души воротит, но, в конце-то концов, если парню эта работенка по вкусу, пускай, а?

– Разумеется. И лучше уж так проводить время, чем околачиваться в кафе.

– Впрочем, мне-то лично плевать. Хотя это и не положено, клиентам такое не нравится, а ну как не понравится нескольким, и все – только их и видели. Уж поверьте мне.

– Это сын хозяина?

– Нет, сын управляющего. Месье Ривале с семьей уехал на праздники к родителям в Сент-Африк.

– Во время ограбления были убитые?

– Служащий. Молодой парень. Он взбунтовался, и они его хлопнули. А кто говорит, будто он и не думал бунтовать. Да это все одно – главное, что хлопнули. Порешили, словом!

После этого, довольный сам собой и полагая, что вполне отработал свои чаевые, официант оставил меня наедине с моей трубкой. Я докуривал ее, рассеянно созерцая сквозь стекло «Контуар де Креди». Потом, наконец, вытряхнул пепел и взглянул на часы. Скоро три. Пятнадцать часов, выражаясь языком благородным, железнодорожным и административным. Мадам Жозефина уже начала свой прием, но, конечно, не откажет мне в свидании, улучит момент между какой-нибудь консьержкой и служаночкой.

Я вышел из бистро и сел в машину.

Глава IV

Я не знал доктора Финле. Но, видно, при жизни это был врач, заслуживающий внимания, раз его именем назвали бывшую Заводскую улицу, что находится за Зимним велодромом. Гражданка, к которой я адресовал Демесси, проживала именно там, на углу улицы Нелатон, на пятом этаже, с видом, если немного свеситься из окна, на наземное метро и верхнюю часть Эйфелевой башни. Мне это было известно, потому что я заглядывал к ней раза два или три.

Открывшая мне дверь славная женщина хлопала главами, вроде старой совы, и всеми своими повадками до боли напоминала удалившуюся от дел вице-содержательницу публичного дома. Словом, служанка и хозяйка были под стать друг другу.

– У меня тяжелое прошлое, будущее мне рисуется отнюдь не в розовом свете, поэтому я более всего ценю настоящее,– заявил я.

У той челюсть отвисла, да так, что со всей очевидностью можно было пересчитать недостающие зубы, зато отыскать те, которые еще как-то держались в деснах, было гораздо труднее; она прыснула со смеху:

– Ой, месье, вы так неожиданно заявились! Что вы такое говорите?

– Вот моя визитная карточка…