Неспособность любить

– Может быть. Потом Безрукова опять с ним жила и опять вышла замуж. Но приятельские отношения они сохранили, это точно, раз Кирилл помогал ей сбывать продукцию.

– Он ее любил!

– Знаешь, – подумав, серьезно сказал Данила. – Я бы не назвал это любовью.

– Почему? – Уля подняла голову, он чмокнул жену в нос.

– Если человек любит женщину, он никогда ее никому не отдаст. Я никому тебя не отдам.

Он понял, что не может жить без Ули, когда она рвала одуванчики на лугу рядом с его дачей.

Первое майское солнце заметно припекало. Данила держал в руках Улину ветровку, а она, в джинсах и легкой блузочке, срывала цветы, подносила их к лицу, вдыхала запах и замирала от восторга. И он замирал, потому что ничего прекраснее той картины не мог себе представить.

Одуванчики до дома Уля не донесла, выбросила по дороге. Мама Данилу приучала никогда не губить ничего живого, и желтых цветков ему было немного жаль. Данила тогда поднял брошенный на дорогу хилый букетик и выбросил в мусорный бак, стоявший на краю дачного поселка.

– Это ведь счастье, что мы друг друга встретили, правда? – прошептала Уля.

– Правда, – подтвердил Данила. – Давай вставать.

Он сел в постели, потрепал Улю по голове.

– Дан! А если Безрукова не станет тебе помогать? Ну… если нам понадобится помощь, а она откажется?

– Во-первых, нам не нужна ее помощь. А во-вторых, не откажется.

– Почему?

– Не откажется!

Он не верил Безруковой ни на грош, но почему-то был уверен, что в помощи она ему не откажет.

Впрочем, он лучше пойдет с сумой, чем обратится за помощью к Безруковой.

Хотя… как знать. Ему уже приходилось делать многое из того, что он считал для себя невозможным.

Странно, вчера ему было жалко бывшую школьную подружку, а сегодня противно о ней и думать и говорить, словно на Машку упала часть ненависти, которую он испытывал к Кириллу.

Бывший друг давно мертв, а ненависть никуда не делась. Даже не уменьшилась.

После завтрака Данила позвонил теще, радуясь, что не пришлось ехать к Улиным родителям. Не потому что он их терпеть не мог, просто в гостях у тестя и тещи было невыносимо скучно, а тратить силы на то, чтобы скрывать скуку, не хотелось. Он слишком устал и издергался за последнее время.

Странно, Уля очень напоминала свою мать, но то, что в жене Данилу умиляло, в теще казалось крайне неприятным. Теща подробно выспрашивала про каждую Улину собачку и страшно переживала, когда животные болели, но все это выглядело жалкой театральной постановкой. Впрочем, Данила нечасто общался с родителями жены, можно и потерпеть.

Потом Данила поздравил мать. Мать не задала ни одного лишнего вопроса, и он почувствовал, что от жалости к ней защемило сердце.

– Елене Сергеевне! – напомнила Уля, когда он попрощался с матерью. Подумала и решила: – Не звони! Давай лучше к ней съездим.

– Без звонка? – удивился Данила. Ему не хотелось выходить из дома и не хотелось никуда ехать.

Он действительно очень устал.

– Ну и что? Зайдем на одну минуту. Даже раздеваться не будем.

Уля метнулась в ванную, собственная идея ей очень понравилась.

Можно было настоять на своем, но Данила не стал. Пока жена красилась, неторопливо оделся и постоял у окна, глядя на залитый солнцем двор.

Букет они купили не очень большой и не слишком дорогой, как раз подходящий для данного случая. Елена Сергеевна, стоя в дверях, им равнодушно удивилась, взяла букет, сразу сунула его появившемуся из ниоткуда другу, вздохнула.

– Спасибо, Данила. Спасибо, Уленька. – Женщина явно замялась, решая, приглашать ли их в квартиру, но тут Уля шагнула вперед, поцеловала хозяйку и быстро сказала:

– Мы только на секунду. Не беспокойтесь.

– А Ника не зашла, – пожаловалась Елена Сергеевна. – Ей на меня плевать.

Уля хотела что-то сказать, но Данила тронул жену за руку, останавливая. Ему не было особого дела до Ники, но обсуждать ее было неприятно.

– У следствия есть что-нибудь новое? – спросил Данила.

– Говорят, что работают. – Елена Сергеевна дернула головой. – Мне больно об этом говорить, Данила.

Елена Сергеевна аккуратно накрашена и причесана, заметил Данила. Наверное, ждет гостей.

Жизнь продолжается.

– Ну как она так может? – возмущалась Уля по дороге домой. Возмущалась Никиной черствостью.

– Они совсем чужие люди, – нехотя предположил Данила.

– Горе должно объединять!

Говорить Даниле было лень, и он не сказал, что чужих людей ничто не объединит. Ни горе, ни радость. Объединяет что-то совсем другое.

Нику тоже надо поздравить, решил Данила, но позвонил жене покойного друга только вечером, когда Уля закрылась в ванной.

– Спасибо, – откликнулась Ника на его поздравления.

– Как дела? – неоригинально спросил он, просто чтобы что-то сказать.

– Я нашла кафе, в котором Лиза была в последний вечер. Она была там с каким-то парнем и потом уехала на такси.

– Да? – удивился Данила.

– Угу. Жалко, что в кафе камера в это время не работала, но официантка сказала, что парня узнает.

– Ментам надо сообщить.

– Надо, – согласилась Ника. – Но я сначала хочу проверить кое-что. Завтра поговорю с официанткой, потом решу, что делать. Официантка, оказывается, Лизу хорошо знала.