Несравненная

Раскинув руки, Арина медленно сводила их, протягивая к своим зрителям, словно хотела обнять и прижать к своей груди всех до единого, кто сейчас стоял здесь. Все, что имела, все, что было в ней, она выплескивала до последней капли и пела в этот вечер при зыбком свете костров так, будто каждая из песен была последней в ее жизни.

Дальше все виделось и плыло перед глазами, как в тумане. Ей неистово хлопали после каждой песни, бросали цветы на помост, а после, когда она сошла на землю, какие-то молодые люди подхватили ее на руки и на руках несли до лиходеевской коляски, а затем какое-то время еще бежали следом, кричали прощальные слова, пока не растворилась коляска в непроницаемой уже темени.

Только возле Круглого озера, зачерпнув ладошкой холодной воды и остудив пылающее лицо, Арина пришла в себя и огляделась. Вспомнила — ради какой надобности приезжала она на станцию Круглая. И увидела кроме лиходеевской еще одну коляску, Николая Дугу, молчаливо стоявшего в отдалении, Филиппа, тащившего к маленькому костерку раскладной стульчик, и у костерка — двух молодых людей в служебных мундирах, один из которых дирижировал струнным оркестром и был похож на сказочного Садко.

Филипп установил стульчик на землю и позвал:

— Арина Васильевна, прошу вас, присаживайтесь, отдыхайте. Вот так, вот и отлично. А теперь позвольте представить — инженер Свидерский Леонид Максимович, инженер Багаев Леонтий Иванович. Вот о них я вам и рассказывал...

Похожим на Садко оказался Свидерский, он склонился, целуя руку Арине, и спросил:

— Я надеюсь, наш доморощенный оркестр вам не очень мешал?

— Что вы! Что вы! — улыбнулась ему в ответ Арина. — Вы замечательно играете! Просто замечательно!

— Понимаю, что оценка завышена, но все равно польщен. Спасибо!

Рядом со своим товарищем-красавцем Багаев явно проигрывал: невысокий, рыжеватый, худенький, в пенсне, стеклышки которого от света костра то и дело вспыхивали красными кружками. Но голос, когда он заговорил, оказался по-командирски уверенным и жестким:

— Как я понимаю, Арина Васильевна, вам быстрее в Иргит нужно вернуться. Поэтому давайте сразу о деле. Этот человек, который у коляски топчется, кто таков? Ему можно доверять? Сюда позвать или пусть там побудет?

— Человек этот, Леонтий Иванович, мой поклонник, зовут его Николай Григорьевич Дуга, казачий сотник, и в скором времени собираются его женить на падчерице Естифеева.

— Интересно. Ладно, пусть там постоит. Ну что же, Арина Васильевна, давайте выясним, как говорят военные, нашу диспозицию. Насколько я понимаю, есть у нас один общий противник, замечательный иргитский купец Семен Александрович Естифеев. Человек он незаурядный, умный и хваткий. И еще, что немаловажно, жестокий. Возникнет надобность, он и перед смертоубийством не остановится. Это я для того говорю, чтобы вы предвидели степень опасности...

— Я эту степень на своей шкуре прочувствовала... — перебила его Арина.

— Ваше дело давнее, и кредит губернскому банку по сравнению с нынешними оборотами Естифеева, это так себе, тьфу, мелкие семечки.

— Не пойму я вас, Леонтий Иванович, все пугаете меня, пугаете... Когда о деле говорить начнете? — Арина сердито поднялась со стульчика.

— Да вы успокойтесь, — вмешался в разговор Свидерский, и осторожно, ласково взяв Арину за плечи, усадил ее на стульчик, — Леонтий Иванович человек у нас строгий, как казенный параграф, и никаких эмоций не признает, простите его великодушно...

— Зато ты у нас непревзойденный мастер по эмоциям, — Багаев наклонился, поднял с земли сухую веточку, переломил ее несколько раз и бросил в огонь. Видно было, что он недоволен вмешательством Свидерского в разговор.

Но надо было знать несравненную!

Редкий человек, когда она этого желала, мог устоять перед ее обаянием.

Порывисто поднялась со стульчика, шагнула к Свидерскому и Багаеву, протягивая к ним руки, и покаянно склонила голову, словно собиралась отдать низкий земной поклон. Голосом задушевным, чуть звенящим от волнения, заговорила и лишь камни замшелые, потрескавшиеся от старости, могли не отозваться на этот голос:

— Милые мои господа, Леонтий Иванович, Леонид Максимович, простите меня, ради Христа, неразумную! Вы мне такой чудный вечер подарили! Я все еще как не в себе! Простите, что так резко высказалась. Знаете, это от волнения. И еще раз простите — я ужасно проголодалась... Филя, там корзина в коляске, тащи ее сюда!

— Вы уж нас не обижайте, Арина Васильевна, у нас тоже корзина имеется, тем более, что вы — гостья! А мы — хозяева! Не извольте беспокоиться! Филипп! — Свидерский повернулся к Филиппу, но тот и без приказания знал, что ему нужно делать, и возле костра мигом появился раскладной столик и две большие плетеные корзины.

— Давайте мы пока прогуляемся! — Арина подхватила под руки Свидерского и Багаева, повела их к озеру, к самой кромке берега, и там, словно остыв от влажной прохлады, которой наносило от водной глади Круглого, они говорили уже спокойно и вполне доверительно.