Несравненное право

— Я не был ранен, — эландец говорил уверенно и четко, хотя голова разламывалась на тысячи кусков.

— Нет, конечно, — эльф накрыл рукой ладонь Рене, — это отдача, бич всех магов. Ты сделал больше, чем можно было представить…

— Если я скажу, что не знаю, как у меня это вышло, и вряд ли смогу это повторить, вы мне не поверите?

— Отчего ж не поверим? — Эмзар пожал плечами. — Ты действительно ДУМАЛ, что ничего не знаешь, однако на островах тебя обучили гораздо большему, чем ты полагал, просто до поры до времени эти знания спали, так же как и вторая кровь.

— Вторая кровь, это еще что?

— По всему выходит, что в тебе сплелись две крови — наша и Ушедших. Иначе тебе вряд ли удалось бы оседлать Водяного Коня… Для нас он существо изначально враждебное, для смертных — сказка, да он их к тому же и в грош не ставит, в тебе же он признал хозяина. В тебе точно две крови, оттого и наши заклятья в твоих устах меняются до неузнаваемости — пламя становится черным, попутный ветер превращается в оружие. И еще… Овладевшая тобой Сила невероятно велика. Я помню Всадников Горды, то, что ты сотворил, по плечу разве что им… Я могу предположить лишь одно — некто невероятно сильный поделился с тобой своей мощью, хоть и не представляю как.

— Некто, — выдавил из себя улыбку Рене, — еще один некто. Великие Братья! У меня голова идет кругом от всех этих загадок. И не только от них, — адмирал, невольно сморщившись, прижал ладони к вискам.

— Да, тот, кто взялся тебе помочь, не рассчитал, — Эмзар покачал головой. — Сила, которой он тебя накачал, чуть тебя не убила. Второй раз тебе такого не выдержать. Что поделать, каждому положен свой предел, и смертным, и бессмертным. Даже могуществу Творца, и тому, видимо, есть границы…

— Именно! — Рене в последние дни почти забыл про Жана-Флорентина, а тот все это время просидел тихо, видимо не решаясь предъявить свою персону эльфам, но сентенция Эмзара оказала на философа то же действие, что свежий след на хорошую гончую. Даже недоверие, которое жаб питал к Дивному Народу, и то отступило перед возможностью бесконечного обсасывания эффектной, брошенной в сердцах фразы. — Однако, несмотря на изначальное неравенство возможностей, о котором упомянул повелитель клана Лебедя, — взахлеб начал жаб, — способность мыслящих существ поступать по своему усмотрению является неопровержимым доказательством того, что все создания, обладающие этой способностью, потенциально равны, и никто не может утверждать, что является выше другого только потому, что он родился в том или ином месте, в том или ином окружении и был изначально наделен теми или иными способностями…

— Разумеется, не может, — привычно согласился Аррой. — А теперь разрешите мне представить моего спутника.

— Андриаманзака-Ракатуманга-Жан-Флорентин, — учтиво произнес жаб, в порыве вежливости покинув свой золотой насест и поднявшись по руке Рене ему на плечо.

— Наслышан, — откликнулся эльф, тем не менее опустив подробности, к вящему разочарованию маленького философа. Второе разочарование, еще более горькое, заключалось в том, что оба — и Рене, и Эмзар — напрочь отказались обсуждать вопросы свободы воли и потенциального равенства перед Творцом всех наделенных волей созданий, сославшись на дела более неотложные. Жаб обиженно насупился, но с плеча не слез, намереваясь, видимо, при первой возможности вернуться к столь животрепещущей теме. Однако разговора не вышло — появившийся Нидаль, каштановые локоны которого скрылись под наложенной целителем серебристой повязкой, сообщил, что Клэр привез пленного.

Тяжело вздохнув и мысленно проклиная все на свете, Рене Аррой поднялся. Земля тут же мстительно покачнулась, желая уйти из-под ног. Тем не менее эландец отказался от помощи и пошел сам, гордо вскинув серебряную голову и надеясь лишь на то, что дорога не окажется длиннее его воли. Так и вышло, а открывшаяся взгляду адмирала сцена заставила забыть даже о больной голове.

Клэр стоял, опершись одной рукой о доходивший ему до пояса вросший в землю валун. У его ног лежал опутанный, как коконом, серебристой тонкой веревкой бледный всадник, лицо которого, искаженное страхом и ненавистью, было, однако, обращено не к эльфу, а к Гибу, стоявшему рядом в позе коня Императора-Победителя, занеся ногу со сверкающим прозрачным копытом над головой пленника.

— Похоже, они знают друг друга, — бросил Рене.

— Видимо. Жаль, твой вороной друг не может нам ничего рассказать. Или все же может?

— Нет, — авторитетно сообщил Жан-Флорентин, — в свое время род Гиба был лишен речи, потому что его предки оказались свидетелями великой тайны.

— Какой тайны? — быстро спросил Рене.

— Великой, — охотно пояснил Жан, — нет ничего надежнее заклятья, наложенного вовремя. Древние умели хранить свои секреты.

— Жаль только, если именно эту тайну нам придется выуживать из моря крови, — задумчиво проговорил Эмзар. — Что ж, попробуем поговорить с этим созданием…

— Гиб, отойди пока, — попросил Рене, — но недалеко, ты можешь нам понадобиться.

Водяной Конь, недовольно фыркнув, отступил на два шага и замер, вбирая ноздрями северный ветер.