Несравненное право

Максимилиану тут делать явно было нечего, да он и не мог бы его обогнать. Других же клириков столь высокого ранга после смерти Иннокентия в этих краях не водилось. Тем не менее за сигноносцем двигались пара десятков человек в черно-зеленых одеяниях Церковной Стражи, затем тащился возок, запряженный четверкой мулов, опять же с кардинальскими знаками на дверях и крыше, а за ним две воловьих упряжки тащили нечто, напоминающее клетку на колесах, по краям которой также трусили черно-зеленые. Затем ехали всадники в дорожных одеждах, явно не воины и не церковники, замыкали же процессию повозки с поклажей и пять или шесть десятков воинов.

— Что бы это могло быть? — пробормотал Шандер, опуская трубу. Как бы то ни было, но клирики вряд ли могли представлять опасность, к тому же численное превосходство Шандера было очевидным. Граф дождался, когда замыкающий отряд поравнялся с высоким явором, росшим на берегу Гусинки, и, махнув Марко, выехал из-за прикрывавших его камней. Это послужило сигналом. «Серебряные» четко и быстро окружили незнакомцев. Они не проявляли враждебных намерений, но каждый мало-мальски сведущий в воинском деле человек понимал, что любая попытка к сопротивлению равнозначна смертному приговору. Впрочем, путники и не думали сопротивляться. Сначала они оторопело остановились, а затем дверца переднего возка отворилась, на дорогу спрыгнул молоденький клирик, который помог сойти тучному человеку в зеленых кардинальских одеждах.

Шандер не поверил собственным глазам — перед ним был Тиберий! Самозванец также узнал графа, и на холеном лице с бегающими глазками появилась самая медоточивая из всех возможных улыбок. Он явно вознамерился благословить чадо, и Шандеру пришлось действовать быстро и решительно — сама мысль о прикосновении этой ядовитой жабы вызывала ни с чем не сопоставимое отвращение.

Гардани дал знак, и «Серебряные», на лицах которых читалось полное соответствие с чувствами, обуревавшими их капитана, обнажили оружие.

— Тиберий, — Шани слегка замялся, не зная, как обращаться к расстриженным клирикам, — бывший епископ Таяны и Тарски, вы виновны в государственной измене и ереси, и именем короля и Архипастыря я вас арестовываю!

Улыбка Тиберия стала еще слаще. Видимо, он готовился к подобному разговору, так как ответил не задумываясь, громко и внятно. Хорошо осведомленный о трусости клирика, Шандер насторожился: столь спокойное и уверенное поведение ничего хорошего не предвещало.

— Сын мой, — объявил самозваный кардинал, — в тебе говорит излишнее усердие и гнев, застилающий твои глаза. Ведаю, что я был оклеветан в глазах Его Святейшества, — заплывшие глазки попытались подняться к небу, — и Его Величества Рене, да продлит Творец их дни, но я, скромный служитель Церкви нашей Единой и Единственной, не ропщу, но с кротостью принимаю клевету и попреки. Сам же, как пчела, неустанно ношу мед свой в улей общего нашего дела.

Да будет тебе известно, что я, недостойный сын Всеобщего Отца нашего, с Его помощью и по Его велению открыл врата Высокого Замка, этого оплота ереси, чернокнижия и злонравия, и низверг нелюдей и богомерзких еретиков, его захвативших, — Тиберий перевел дух, заодно пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова, но строгое лицо Шандера оставалось спокойным, как изображение на старинной эльфийской медали, расстрига набрал воздуху и продолжал еще более проникновенно: — Я, молясь неустанно о здравии Славы и Надежды Благодатных земель Благочестивого и Победоносного Рене из рода Волингов и его воинства, внес посильную лепту в победу над самозваным регентом Михаем Годоем и его сподвижниками-еретиками. Но, будучи скромным служителем Церкви нашей Единой и Единственной, я не счел для себя возможным воспользоваться плодами сей победы и в сопровождении верных сынов Церкви решил отправиться к престолу Архипастырскому, дабы передать в руки Его Святейшества Феликса Первого ключи от Высокого Замка, а также то, что сейчас с видимым удовольствием передаю в ваши руки. Ибо я, человек мирный, с невольным страхом думал, удастся ли мне доставить то и тех, что я везу, в Кантиску. Я немолод, — Тиберий горестно вздохнул, — и нездоров, — ты же есть первый из воинов Его Величества…

— Рене Аррой еще не коронован, — оборвал затянувшийся монолог Шандер Гардани, — а ты решением Архипастыря, подтвержденным конклавом, лишен сана и объявлен предателем и преступником.

— Ведаю о том, — скорбно кивнул Тиберий. — Но безгрешных на грешной земле нет и не может быть. Даже владыки мирские, даже князья Церкви и те ошибаются… Я прошу тебя пройти со мной, и ты поймешь, что оклеветанный и оказавшийся в логове зверя, я, с Божией помощью, одержал победу над Антиподом и прошу лишь о праве сложить ее к ногам Архипастыря…

— Хорошо, я посмотрю, — кивнул Шандер, — но сначала ваши люди сложат оружие.

— Да будет так, — значительно кивнул толстяк, — они сделают это с радостью, ибо вооружились токмо по моей просьбе, дабы сопровождать меня через дикие и опасные земли. Под защитой же ваших мечей, сын мой, мы чувствуем себя в безопасности.