Несравненное право

Красотка Гвенда, после смерти своего слишком уж любившего покушать и выпить мужа единолично заправляющая «Мальвой», позднюю осень любила. Ей нравилось, что у нее собирается почти весь Белый Мост, что никто никуда не спешит, а все ведут неспешные беседы, отдавая должное ее стряпне и особенно знаменитой царке, но в этом году Красотке было тревожно.

Да и что могло быть хорошего, если по коронному тракту, у которого и вырос Белый Мост, ездят меньше, чем по проселку?! Ни купцов с товарами, ни весельчаков-либров,[14] ни местных, собравшихся в гости к таянским родственникам, ни таянцев, навещавших своих во Фронтере… Проклятущий Михай никого из Таяны не выпускал, а дураков, готовых лезть к Проклятому в зубы ради смутных таянских барышей, не находилось. Фронтера внезапно оказалась медвежьим углом, краем света, причем опасным краем. Про то, что творится за речкой Каючкой, говорили всякое и, как правило, шепотом. Хорошо хоть непролазные Кабаньи топи, начинающиеся в половине диа пути, надежно прикрывали село от взбесившегося соседа, зато на тракт Гвенда теперь посматривали с опаской.

Известно, что кошки, твари, не способные любить кого-то, кроме самих себя, чуют землетрясения и заранее покидают опасное место. Кое-кто пошел еще дальше и утверждает, что трактирщики загодя чуют войны и всяческие безобразия и надежно прячут свои богатства. Как бы то ни было, но Гвенда приняла кое-какие меры. Друг и покровитель Красотки Рыгор Зимный, войт[15] Белого Моста, то ворча, то посмеиваясь, помогал по ночам своей подружке перетаскивать в Ласковую пущу бочонки с царкой и вином, мешки с солью, сундуки со всяческим добром. Вещи побольше да подешевле Гвенда припрятала во дворе, оставив в доме только самое необходимое, а в придачу заставила Рыгора проделать потайной ход из дома в огород да сделать в заборе два тайных лаза. Последние предосторожности войт полностью одобрял, но дело тут было не в каких-то там выдуманных Гвендой врагах, а в ныне здравствующей войтихе, не оставляющей попыток поймать благоверного на горячем.

Впрочем, этим дождливым днем Рыгор открыто заявился к коханке[16] через общий вход и законно занял — войт как-никак — самое лучшее место. Гвенда со своей всегдашней полуулыбочкой, от которой мужское население Белого Моста с четырнадцати до семидесяти годов бросало то в жар, то в холод, принесла блюдо с холодной свининой, замоченные перцы, утренний хлеб и, разумеется, баклагу с царкой. Рыгор с достоинством принял вожделенный сосуд, нацедил себе в малую баклажку и приготовился наслаждаться, однако чарка остановилась, не омочив густых медно-коричневых усов. Дверь «Мальвы» со скрипом растворилась, и на пороге предстала странная оборванная фигура.

Мужчина (а это был мужчина) был мокрым с головы до ног, что, в общем-то, было неудивительно, так как на улице хлестало как из ведра. Странным было другое — человек этого, кажется, не замечал. Он, глупо помаргивая, стоял на пороге, забыв закрыть за собой дверь. Сидящие в комнате люди с удивлением таращились на пришельца, но почему-то молчали.

Говорят, поганые вести метят того, кто их принес. Сельчане не хотели слышать ничего дурного и потому ни о чем не спрашивали. Наступила тишина, которой «Мальва» еще не знала, даже стало слышно, как штурмует заклеенное на зиму окно не уснувшая по недомыслию муха.

Наконец кто-то неуверенным голосом пискнул: «Антось!»

Это действительно был Антось Моравик из Укропных Выселок, небольшой деревеньки с самой таянской границы. В Мост Антось иногда наведывался — привозил мед и соты, выпивал чарку-другую в «Мальве» и возвращался назад. Своим он не был, но и чужим его не считали. Впрочем, признать в этом взлохмаченном мокром человеке веселого, добродушного Антося было нелегко.

Рыгор вздохнул, понимая, что как войт должен взять все в свои руки, и шагнул вперед.

— Входи, Антосю! Чего ж на пороге маяться?

Тот вошел. Как-то боком, затравленно озираясь.

— Что трапылося?[17]

Антось брякнулся на лавку, залпом осушив большую чарку лучшей Гвендиной царки. Не закусывая, налил еще одну, выпил половину и выдохнул:

— Никого нема!

Все переглянулись. Слова казались более чем странными. Как это никого нет? Где?!

Антось допил свою чарку и пояснил:

— В Укропках нема. Все кудысь подевалися. И малые, и взрослые… Никого.