Гиб фыркнул еще раз, на этот раз обиженно. Рене промолчал не отрывая взгляда от бурлящей грязи. В свое время адмиралу приходилось иметь дело с самыми разными тварями, многие из которых по праву считались смертоносными. Повидал он и кое-какие чудеса, но разбудить чудовище, пожравшее тела Первых богов этого мира, даже для Арроя было слишком. Он не представлял, на кого будет походить шевелящаяся в зыбуне тварь. Отчего-то казалось, что Могильщик – это огромная змея, серая и безглазая, но при этом отнюдь не слепая. Жан-Флорентин имел на сей счет собственное мнение, каковое и огласил, хотя его никто об этом не спрашивал.
– Исходя из специфики своего предназначения, – убежденно объявил жаб, – Могильщик должен обладать всеми признаками, присущими животным, питающимся падалью.
Рене промолчал. Гиб тоже. Жан-Флорентин собрался было развить тему, но в кипящей песчаной каше мелькнуло что-то темное. Спустя несколько мгновений стало ясно, что ужас, много веков скрывавшийся в устье Агаи, вот-вот вырвется наружу. Рене невольно сжал зубы – какой бы тварь ни оказалась, игра будет смертельно опасной. Чудище бодро лезло на поверхность, расшвыривая во все стороны брызги грязи. Сначала показалась плоская клиновидная голова с наростом-нашлепкой и огромным жабьим ртом, затем длинная тощая шея, поросшая редкими длинными волосами, а затем наружу выбрался весь Могильщик, и Рене подумал, что на месте Светозарных, чьими подданными были прекрасные эльфы, он бы даже под страхом гибели не стал бы связываться с подобной тварью.
Она была не столь уж и велика. Чуть больше лошади и более всего напоминала уродливую птицу, по недосмотру обзаведшуюся еще и обезьяньими лапами. Длинные голенастые ноги заканчивались четырехпалыми когтистыми ступнями, кожистые крылья и длинный крысиный хвост тварь явно не украшали, но всего хуже были редкие каштановые волосики, сквозь которые просвечивала нечистая кожа. Чудовище ошалело вертело башкой, что было вполне естественно для существа, тысячелетиями не вылезавшего на поверхность. Судя по всему, монстра мало интересовали такие вещи, как звезды или море. Он хотел есть, а рядом была пища. Причем пища привычная и вкусная. Тварь, принюхиваясь, повернула уродливую голову в сторону Рене, и тот увидел тусклые большие глаза. Сначала медленно, а затем все быстрее Могильщик засеменил к предполагаемой добыче. Гиб, оправившийся от первого испуга, приплясывал на месте, выказывая свое презрение к врагу. Рене же испытывал сильнейшее разочарование. Вряд ли этот драный страус представляет какую-то опасность. Рене ЗНАЛ, что Гиб разделается с ним одним копытом, да и сам эландец чувствовал, что спалить трупоеда в том же черном огне, в котором сгорели стрелы синяков, ничего не стоит.
Аррой вспомнил прекрасные строгие черты Всадников и призрака из топи. Неужели высшие силы могли докатиться до того, чтобы бросить тела поверженных врагов на съедение столь жалкому и отвратительному созданию? Омерзение переполняло адмирала, омерзение и мучительная жалость к тем, кто был погублен тысячелетия назад, не получив даже посмертия. Гиба била дрожь, но не от страха, а от желания растоптать ковыляющую к ним изголодавшуюся нечисть. Рене отстраненно наблюдал за нелепыми и какими-то дергаными движениями Могильщика, но глаза маринера – это глаза маринера. Адмирал привык замечать все и увидел, что море словно бы пятится назад от Отвратита (как адмирал мысленно прозвал тварь), обнажая серый песок, затонувший корявый пень, какие-то обглоданные кости. Само присутствие выходца из царства мертвых оскорбляло вольную стихию. Рене показалось, что море внезапно превратилось в разумное, чувствующее существо, обуреваемое отвращением и яростью. Сейчас отвращение пересиливает, и оно отодвигается от мерзостного создания, но вскоре перевесит ярость, и тогда... То ли подсказала древняя кровь, кровь создателей этого мира, бегущая в жилах Арроя и все громче заявляющая о себе, то ли помогло то, что под ним был Водяной Конь, но Рене понял, что происходит, а поняв, не медлил.
– Гиб, – черный скакун напрягся, как струна, – вперед!
Водяной Конь рванулся с места. Могильщик, увидев, что вожделенная пища убегает, припустился за ней по обнаженному морскому дну, поблескивающему лужицами воды. Гиб мог легко оторваться от преследователя, а мог его уничтожить, но Рене заставлял его бежать перед самым носом оголодавшего за века гада. Тот, кстати, оказался неплохим бегуном. Будь на месте Водяного Коня даже эльфийский скакун, Могильщик его бы настиг. Об опасности Отвратит не думал, видимо, испытывать какие-то чувства, кроме голода, это создание было не в состоянии. Длинными, вроде бы неуклюжими прыжками оно мчалось за всадником и не могло догнать. Гиб всякий раз слегка прибавлял шаг, и клацающие челюсти хватали воздух в какой-то ладони от роскошного белого хвоста.