Два упёршихся друг в друга придурка, которые, очевидно, не ценят собственного времени, уже успели разъехаться. О, а вот и Кира, видимо, с соседом разговаривает. Не успела ещё зайти в подъезд. Это мне повезло. Остановил машину, не доезжая до девочек. Чтобы они меня не увидели и удивились розовому сюрпризу в руках. Мдаааа, Дед Мороз хренов. Уже почти отвёл взгляд, чтобы выбраться наружу, но что-то в их напряжённых позах показалось мне странным.
Не понял. Мария крепко вцепилась двумя руками в мамино колено. Необычно. Я такого ещё не видел. Как правило, она совершенно спокойно крутится рядом. Кира стоит спиной ко мне, но полностью загородить обзор у неё, разумеется, не получается. Вижу, как высокий белобрысый мужик на неё уставился. Именно поэтому, вопреки любому здравому смыслу, захотелось поскорее приблизиться и обнять её за плечи. Ещё и всем желающим соседям по губозакаточной раздать.
Выбрался из машины, тихонько прикрыв дверь. Чёрт с ним. С рюкзаком. Успеется.
Но как только приблизился на расстояние, позволяющее расслышать хоть какие-то обрывки фраз, в душе моментально всё начало покрываться инеем.
Мария закричала. Я даже остановился на мгновение и оглянулся в поисках других детей, так непривычно слышать нотки страха в коротком детском писке.
— Ты просто чудовище, Олег.
Что здесь происходит? Вот стоило только оставить их одних, так сразу нашли себе приключения!
— И я очень сильно жалею, что когда-то увидела в тебе мужчину.
Неужели это отец её ребёнка? Быть такого не может! Всё ещё не нахожу в себе силы пройти последние несколько шагов. Смотрю на непонятную картину. Такая близкая дистанция даёт возможность отчетливо разглядеть животный оскал на лице неприятного собеседника. И ещё вижу, как он пожирает мою девочку взглядом. Я ему сейчас глаза бантиком завяжу, это точно.
Мужик выглядит настолько агрессивным, что даже странно. Кого эта малышка в состоянии обидеть? Как могу, стараюсь на расстоянии четырёх шагов спокойно стоять позади и игнорировать непрошеное ощущение опасности, так не вовремя появившееся внутри. Чувство неприязни к очень молодому, но такому борзому человеку растёт с каждой секундой.
— Ты его во мне и сейчас увидишь. Уж я-то смогу напомнить.
Напомнить?
Этот молокосос с бешеным взглядом разом весь подобрался, набычился, и всё дальнейшее начинает происходить, словно в замедленной съемке. Кира резко делает шаг вперёд, закрывая собой ребёнка, а этот помешанный ублюдок, расплываясь в злобной, омерзительной улыбке, немного наклоняется и заносит правую руку… ДЛЯ УДАРА!
Мысленно чертыхаясь и матеря себя последними словами, что как последний идиот стоял и смотрел на разворачивающееся прямо на моих глазах абсолютно недопустимое действие, полностью игнорируя мужские внутренние сигналы, просто-таки вопящие об опасности, я в три прыжка приближаюсь к моим малышам, заслоняя их собой и отрезая от этого выродка. Он выше меня на полголовы.
— А ты мне напомни, — сталь в собственном голосе ощутимо резанула даже мой слух.
Хотя. Какой там ощутимо. Я готов разделать этого козлёныша на части любыми ножами, а, желательно, одолженными у Киры, давно уже затупившимися, чтоб страданий больше было.
Напрягаюсь, концентрируясь и готовясь в любой момент отразить вероятное последующее нападение. Слежу за перемещением рук и тела своего оппонента. Но он теперь не торопится, а удивленно и с раздражением меня разглядывает.
— Ты чё, клоун, в защитники записался? Пошёл вон отсюда, ты нам мешаешь.
— Так ты заставь, — спокойно, Слава. Спокойно. Если ты его сейчас похоронишь в близлежащей песочнице, легче от этого никому не станет.
Как я и рассчитывал, этот мальчик вновь замахнулся, чем допустил непростительную ошибку. В его положении бить нужно без замаха, резко и быстро, прицельно, а не давать противнику возможности раскрыть свой манёвр.
С лёгкостью цепляю его кулак, перехватываю запястье. От того, как всё произошло легко и без минимальной борьбы, даже стало противно. Видимо, этот слизняк не привык сталкиваться с мужским противостоянием и ответным ударом. Отточенным движением заламываю руку за спину, ощутимыми рывками подергиваю её наверх и продолжаю держать в таком положении. Четыре секунды, а он уже стоит, согнувшись в три погибели, и скулит. Слабак.
Стараясь собрать осколки своего вдребезги разбитого самообладания, наклоняюсь к нему. Произношу негромко, спокойно, чтобы не испугать криками Марию, очень чётко и с угрозой выплёвывая каждое слово:
— Слушай сюда, щенок. Сейчас ты привыкнешь к своей унизительной позе, успокоишься, возьмёшь себя в руки, сделаешь глубокий вдох и сконцентрируешь всё своё галимое внимание на том, что тебе скажет взрослый дядя. Подойдёшь к ним ближе, чем на два километра, в дальнейшем дышать сможешь только ртом и хорошо ещё, если без дополнительных приборов. Будешь донимать своими звонками и угрозами — лишишься зубов. Но если ты ещё раз хоть пальцем тронешь Киру или ребёнка… — тут пришлось сделать многозначительную паузу, чтобы всё-таки сдержаться, не дотянуться и не сломать ему нос. — Я тебя просто ЗА-КО-ПАЮ. Ты понял, гадёныш?