Чудом у той получилось выстоять целых два часа мероприятия, а потом, когда счастливая невеста пошла репетировать танец[1] в специально отведенной ей комнате, мама сопроводила Анну Седраковну туда же, чтобы та отдохнула от суматохи. Пока они переговаривались между собой, Ева стояла перед зеркалом и следила за правильностью своих движений. Из лежащего на диванчике телефона лилась мелодия, под которую и планировались преподнести «подарок» жениху.
Когда смартфон зазвонил, свекровь рассмеялась, оповещая:
— Смотри, потерял тебя Карен. Звонит уже.
— Ответьте, пожалуйста, — попросила девушка, у которой от волнения дрожали руки — и не помнит, когда в последний раз выступала на публике, да еще и никогда не делала этого одна. — И громкую включите.
А сама неотрывно вглядывалась в себя на серебряной глади, будто раз за разом повторяя «Ты сможешь, всё хорошо». Это было непросто. Большую часть находившихся в зале гостей она не знала, среди остальной части было немало тех, кто её не жаловал, потому что считал — ей не место рядом с шикарным Кареном.
Не сразу Ева сообразила, откуда исходит стон, занятая своими мыслями. Но когда звук повторился, резко обернулась и уставилась на экран гаджета. Страх за мужа сковал нутро. И, кажется, у всех троих была схожая реакция. Тысяча и одна картина того, что именно могло скрутить Карена, раз он так тяжело вздыхал, пронеслась в сознании, и только Ева открыла рот, чтобы задать вопрос и нарушить воцарившееся оцепенение присутствующих, как…раздалось нелепое чавканье. А потом нечто похожее на «чпок» губами. Но только после произнесенного голосом Ники развратного «Да!» до девушки дошел смысл происходящего.
Карену очень хорошо. Сейчас. В данную секунду. На собственной свадьбе.
— И как тебе мой подарок? — явственно слышалось, что та восстанавливает дыхание.
— М-м…
— Так ты хочешь кончить?.. — требовательно.
— Лучше займи рот тем, для чего приехала. Времени нет! — прилетело ей грубо в ответ.
И тут Анна Седраковна потянулась к экрану, чтобы выключить представшую вакханалию. Ева не поняла, как именно, но у неё получилось молниеносным выпадом опередить её и выхватить телефон. Та жалобно взглянула на девушку, мол, не надо. Но это никак не повлияло на решение дослушать.
— А чего так? Поберечь силы для замухрышки-девственницы в брачную ночь не хочешь? — снова чавканье, которое прерывается через несколько секунд. — Или эта моль тебя вообще не вставляет?
— Ева…дочка… — практически плача позвала свекровь, но ответом ей служила резко вскинутая вверх раскрытая ладонь с призывом замолчать.
Карен зарычал, видимо, в этот момент Ника старалась особенно хорошо. Но вновь прервалась:
— Или тебя правда вставляет её наивность? Святая вера в твою любовь, тихую семейную жизнь? А если я ей расскажу, что ты просто хочешь угодить умирающей матери?..
Последовала пощечина. Пошлые и весьма однозначные звуки. Мужской рык. Гулкое глотание, будто телефон лежал микрофоном прямо у шеи девушки.
Внезапно до Евы с кристальной ясностью дошло, что это не случайный звонок, а действительно свадебный подарок. Не Карену. Ей, моли, которой наглядно показали, что такое жестокая реальность и нежелание видеть того, что происходит у тебя под носом.
— Сучка! — прошипел Карен довольно и вздохнул счастливо, после чего послышался приглушенный смех обоих любовников. — Оторвать бы тебе язык, но жаль лишать себя дальнейшего удовольствия зачетным инструментом.
— Ненавижу тебя, Аракелян…
— Я тебя тоже люблю, иди ко мне.
Видимо, её подняли на ноги с колен, а затем послышался грохот и шуршанье в динамике. Телефон явно уронили.
— Что за нах… — удивление в голосе Карена. — Ника, бл*дь!
Вызов завершился.
Гробовая тишина в самом помещение прерывалась лишь доносящимися из зала переливами песен. Ева положила телефон на мягкую обивку и потерла виски, зажмурившись. В голове непривычно звенело. Так обычно звенел телевизор у бабушки в детстве, когда антенна барахлила, а картинка исчезала, являя цветные линии и квадраты.
Вот теперь всё встало на свои места. И ответы на вопросы, и объяснения всевозможным предчувствиям.
Девушка распахнула веки и взглянула на маму. У той тоже был пустой взор, выражающий разочарование и брезгливость. Перевела на Анну Седраковну — та была белее мела. Тоже в шоке. Не хотелось брать грех на душу. Позора на такую толпу женщина точно не пережила бы.
— Пойдемте? Скоро мне выступать.
Обе недоуменно захлопали ресницами.
— Потом разберемся, — бросила Ева на ходу, выплывая из комнаты.
Карен присоединился к ней через пять минут и не стал ходить вокруг да около — сразу посмотрел в глаза.
— Только попробуй ко мне прикоснуться, — подтвердила его подозрения о том, что всё слышала. — Только попробуй…
Танец невесты произвел фурор. Так отчаянно, отточено и завораживающе она не танцевала даже во время профессиональной короткой карьеры в ансамбле. Для окружающих это была постановка. Для Евы — плач, боль растоптанной души, безмолвно осевшая на размеренный этнический мотив. И ни разу она не взглянула на мужа.