Нестор Летописец

В предыдущей главе я уже оценивал присёлковскую концепцию противостояния «патриотического» и «прогреческого» направлений в Киевской Руси как сомнительную и основанную на шатких предположениях и домыслах. Действительно, в 1051 году по настоянию Ярослава Мудрого русские епископы избрали в киевские митрополиты священника Илариона, прежде написавшего знаменитое «Слово о Законе и Благодати», в котором он утверждал равное достоинство византийского и русского христианства[213]. Весьма вероятно, что поставление Илариона в митрополиты произошло без последующего рукоположения в Константинополе — а такое рукоположение было обязательным, — и это была первая попытка обретения Русской церковью автокефалии{54} — независимости от Константинопольской патриархии. Действительно, в древнерусской словесности были две разные версии крещения князя Владимира — по одной из них, отразившейся в «Памяти и похвале князю Владимиру» некоего Иакова Мниха, князь крестился по собственному решению, а по второй, зафиксированной в «Повести временных лет», — к окончательному принятию решения князя сподвигли внезапная болезнь (слепота) и настояния невесты, византийской царевны. Но не исключено, что Иларион все-таки был позднее рукоположен в Царьграде[214]. К тому же Нестор ни в одном из своих произведений не высказывается за автокефалию Русской церкви. Что же касается крещения Владимира, как оно описано в летописи, то этот сюжет перекликается с обращением ко Христу апостола Павла и императора Константина: в обоих случаях этому событию предшествует болезнь, Павел тоже на время слепнет. Древнерусские книжники и после провозглашения Русской церковью независимости от Константинополя в середине XV века продолжали переписывать сказание «Повести временных лет» о крещении Владимира Святославича — они не видели в этом сюжете никакого умаления ни его личного выбора веры, ни его заслуги в деле крещения Руси.

Как писала Марина Цветаева, «поэта далеко заводит речь». Биографа-историка она может завести столь же далеко — поэтому не будем подробно разбирать эту концепцию дальше. Но о «грекофильстве» князя Всеволода Ярославича и о легенде об апостоле Андрее несколько слов всё же сказать стоит. М. Д. Присёлков напоминает о строительстве отцом Владимира Мономаха двух церквей во имя апостола Андрея — но это объясняется скорее не особой значимостью легенды для Всеволода, а особенным почитанием его небесного покровителя: крестильное, христианское имя князя было Андрей. В легенде об апостоле, включенной в «Повесть временных лет», ровным счетом ничего не сказано о проповеди христианства: Андрей лишь прошел путем из Греков в Варяги, благословив пустынное место, холм, на котором будет позднее воздвигнут Киев, предсказав строительство здесь города и торжество христианской веры[215].

М. Д. Присёлков придавал особое значение посланию византийского императора Михаила VII Дуки (составленному его чиновником историографом Михаилом Пселлом) к некоему не упомянутому в тексте по имени правителю. Этим правителем, как еще в начале прошлого века доказал византинист В. Г. Васильевский, был русский князь, вероятнее всего, Всеволод Ярославич[216]. Император писал: «Научают меня священнические книги и достоверные истории, что наши государства оба имеют один некий источник и корень, и что одно и то же спасительное слово было распространено в обоих, что одни и те же самовидцы божественного таинства и вещатели провозгласили в них слово Евангелия»[217]. Под «самовидцами божественного таинства и вещателями» Михаил Дука, бесспорно, подразумевал именно апостола Андрея — в империи бытовала легенда о его проповеди на землях будущей Византии, в том числе в городе Визáнтии, на месте которого был создан Константинополь. Предания, сохраненные греческими церковными писателями, сообщали о проповеди Андрея на северных берегах Черного моря, в «Скифии» — совсем недалеко от будущей Руси. Казалось бы, предания о такой проповеди и вправду могли уничижать предков восточных славян, которые не вняли апостолу или не сохранили у себя христианскую веру. Но немногим лучше в этих легендах выглядят и греки — предки византийцев: если апостол и смог обратить в новую веру отдельных обитателей Визáнтия и окрестных мест, то господствующей религией христианство здесь стало только почти три века спустя, при императоре Константине Великом! Что же касается послания Михаила Дуки, то греческий царь не противопоставляет русским своих соплеменников, а пишет об их общности как христиан — наследников апостольской проповеди. Целью автора письма было заключение политического и военного союза с Русью, в котором Михаил VII остро нуждался, император намеревался женить своего родича на русской княжне[218]. Принизить и тем самым оскорбить адресата и его соплеменников было вовсе не в его интересах.