Нестор Махно

Александр Пархоменко, подобно Нестору, закончив два класса приходской школы, погонял волов у богатых сельчан. Потом дед взял его в Луганск, где внук продавал воду по копейке ведро, был дворником, слугой, поступил на завод, познакомился с рабочим-клепалыциком Климом Ворошиловым. Тот рекомендовал его в партию большевиков и научил стрелять из револьвера. Начались стычки с полицией, разбой, аресты, и загремела революция. Тут уж хваткий Александр почувствовал себя в родной стихии. Вместе со старшим братом Иваном организовал красную гвардию в Луганске, был ранен, стал особоуполномоченным штаба армии, которую возглавлял в Царицыне Ворошилов. Приехал Сталин и назначил Пархоменко в ЧК при реввоенсовете. Александр Яковлевич позже громил атамана Григорьева и лично застрелил анархиста дедушку Максюту. А тут позор: брат Иван изменил! И подался не куда-нибудь, а в шайку Махно!

Об этом узнали в первой конной, где служил теперь Пархоменко. Сами же казачки едут с барахлом, с коврами по седлам, суки, а поглядывают на него свысока. Он сорвался (и раньше не очень сдержан был), начал бухать из нагана, прострелил щеку гонористому комиссару и попал под трибунал. Ворошилов, друг ситцевый, сразу отвернулся. Дали вышку! А выручил кто? Сталин! Мало того, вскоре порекомендовал Александра Яковлевича… начальником дивизии! Так-то. И не ошибся. Дюжий Пархоменко и командовать умел, и, бывало, одним махом разваливал кадета от ключицы до седла. Не зря же любят начдива в эскадронах: весел, широк душой и телом, весь — порыв!

До него доходили слухи, что и Махно не лыком шит, увертлив, хитер, как лис. Но кто говорил? Битые! У страха глаза велики, вот и разводят антимонии. Пархоменко улыбался, идя по следу повстанцев. Нашли тоже мне героя! Соплёй перешибем!

Тем временем махновцы угодили в расположение отдельного корпуса Червоных казаков. Те ринулись навстречу. Играли трубы, сверкали сабли, и не было никакого сомнения, что, увидев разъяренную лаву, «воровской сброд» в панике побежит. Но повстанцы не торопясь начали обтекать фланги конницы и сечь ее из пулеметов. Червонные казаки дрогнули, побросали «зброю», многие остались лежать на поле. Урок был суровый, и они держались теперь на расстоянии, надеялись на внезапный удар дивизии Пархоменко, что катила с юга.

Разведка донесла ему: Махно спал в Лукашовке. Александр Яковлевич приказал бригадам срочно сняться и растребушить логово. Сам же, как всегда, отправился чуть пораньше вместе с командующим группой войск Богенгардом, комиссаром дивизии Сушкиным, начальником штаба Мурзиным и начальником связи Сергеевым. Падал пушистый снежок, лошади бежали резво. Только наступил новый, 1921 год, и настроение было приподнятое. Широкоплечий Пархоменко на голову возвышался над остальными. Ему вдруг вспомнился забавный случай.

— Люблю ехать впереди, — громко начал он, усмехаясь. — Когда брали Перекоп, мы вот так же вкатились в одно село. Глядим, от церкви улепетывают верующие, какие-то всадники. Что такое? Дед повстречался: «Хлопцы, да тут же белые!» А со мной штаб лишь и разведка. Гори оно огнем! Кинулись мы в рубку. Закончили, возвращаемся. Глядь — невеста! Вся в белом, но… с поднятыми руками. Сбоку офицер, тоже сдается. А дружки несут над ними золотой венец. Сзади же… наши хлопцы со штыками. Ну, хохоту было! Поистине, любовь слепа — целую дивизию не заметили!

— И куда же вы их, молодоженов? — весело поинтересовался Богенгард, сидевший рядом. Начдив не успел ответить, как из леска, что темнел невдалеке, показались всадники.

— Кто такие? — окликнул их Пархоменко.

— Свои! — озвался усатый, что ехал первым. Это был Алексей Марченко. Неожиданная встреча его не смутила.

— Назовите часть! — повысил голос начдив.

— Восьмая кавдивизия товарища Примакова, — последовал ответ, и всадники стали обтекать тачанки. Богенгарду еще третьего дня сообщили, что червонные казаки преследуют махновцев. Значит, всё в порядке.

— А вы кто? — в свою очередь спросил Марченко.

— Я командующий группой войск по борьбе с бандитами, — заявил Богенгард.

| — Тогда не шевелитесь! — Алексей выхватил револьвер, а его адъютант запрыгнул в тачанку, выбросил на снег кучера и схватил вожжи. В мгновение ока красных командиров разоружили и поехали к леску. Пархоменко всё надеялся, что вот-вот выручат. Дивизия же сзади, рядом! Потому он и не сопротивлялся.

Снег все падал, а из-за темных деревьев показались основные силы махновцев. Тачанки с пленными подкатили к штабу.

— Вот, Батько, сцапали красных генералов! — доложил Марченко. Он не мог забыть, как буденновцы гнали, рубили их под Тимошовкой после выхода из Крыма.

— Где они зазевались?

— Да тут рядом, на дороге.

— Ану, подойдите сюда! — услышал Пархоменко высокий звенящий голос и понял, что это и есть сам Махно.

Начдив спрыгнул на заснеженную землю и смело шагнул к тачанке Батьки.

— Здоров был, Нестор! Я Александр Пархоменко.

Сидящий на ковре вовсе не казался малого роста. Он молча, пристально смотрел на красного командира. Под боком куталась в платок, видимо, любовница или жена (то была Галина).