Нестор Махно

Нестор удивился такому красноречию, крутнул головой, и они поскакали дальше, к Рождественке. Это степное село тоже ютилось в холмах, верстах в двадцати от Гуляй-Поля. Всадники направились по убранному огороду к хате, что неясно краснела черепицей в темных кронах деревьев.

– Подожди тут, – Махно спрыгнул с коня. – Мужик-то надежный обитает. Но мало ли.

Под деревьями пахло падалицей груш, яблок, сухой баклажанной ботвой, что цеплялась за ноги. Залаяла собака.

– Жучок, свои прибыли. Не узнал? – тихо говорил Нестор, открывая калитку. Лохматая дворняга примолкла, даже взвизгнула.

– Хто там лазэ в таку рань? – послышался недовольный голос.

– Это я, Захарий Петрович, я.

– Тю-ю, Нестор Иванович? Ну, здоровы были! – заскорузлая рука легонько сжала пальцы гостя. – Проходьтэ, будь ласка.

– А немцев или варты не слышно?

– Бог миловал пока. И большевики сгинули.

Захарий Клешня с нетерпением ждал гостя-спасителя.

Сколько же можно мучиться родной, щедрейшей земле? На этих черноземах испокон веку гуляли его предки-козаки: гоняли отары, выращивали золотое зерно. Да тут палку воткни – глядь, вишня соком наливается! Но все захомутали цари. Если б не турнули с престола Миколку последнего да не прилетел соколом из ревкома Нестор Иванович – еще бы век воли не видать!

Не успели захмелеть от нее – опять же с севера большевички заявились, друзья голоты. За ними австрияки прикатили в железных касках, гайдамаков с полупольским говором привели, восстановили старые порядки. Лучшие наделы по низинам, плуги, сеялки помещичьи позабирали. Захарию плеток влепили на глазах соседей и зерно вымели подчистую. А все-таки есть, есть правда на белом свете. Вот он, спаситель, Махно, снова здесь. Он им покажет, подлюгам, где раки зимуют!

– Не-е, не-е, первым заходьтэ, – почтительно приглашал гостя в хату Клешня. – Там Оля крутится.

Из темных сенец дверь вела в кухню, где мерцал каганец и печку уже затопили.

– О-ой, Нестор Иванович! – удивилась хозяйка, блеснув голубыми глазами и поправляя короткую прическу. – А мы перекусить спозаранку собрались. Мойте руки с дороги. Борщ, правда, вчерашний, но прямо сладкий. С красным перцем, як вы любытэ.

– Мастерица хоть куда! – похвалил Махно. Недавно, возвратившись из России, он жил здесь некоторое время, скрываясь на чердаке.

В отличие от мужа, Ольга сразу насторожилась. Конечно, понимала, что приехал свой человек. Он горой стоит за их волю, защитит и поможет. Но чутьем угадывала, какую опасность носит с собой этот невзрачный, худущий Махно. Достаточно поглядеть в его малоподвижные, какие-то лютые глаза, чтобы содрогнуться. Такой не даст в обиду, но разъяренный – ни перед чем не остановится. Для Ольги в самом появлении этого незваного ночного гостя таилось что-то роковое. Не зря же, когда он с товарищами еще раньше совещался на чердаке, у соседей вдруг загорелась хата под соломой. Ни грозы тогда не было, никого чужого в селе. Кто ее запалил? Вот то-то и оно. А если варта с немцами нагрянет? Узнают, кого тут пригрели – шомполами забьют, а то и на старой акации среди улицы повесят, как собак. Думая так, хозяйка не подавала виду.

Пока мать встречала гостя, крутилась у печки, проснулся мальчик, юркнул под стол и прижался щекой к животу Нестора.

– Ах ты ж, головастик, – ласково сказал он, обнимая Клешненка. Так были приятны чистая детская доверчивость и тепло. А мальчик между тем с тайным восхищением ощупывал кобуру нагана.

Встреча глубоко тронула Махно. «Чего стоят все власти, партии, даже свобода без ЭТОГО? – думал он. – Я на Родине!» Что он видел? Сиротское детство, вонючий литейный цех, разбойная юность, аресты, допросы, камера смертников, Бутырки, бр-р-р. И только коммуна, да-а, там тоже было тепло. Крестьяне, вот и Захарий, Оля, радовались наконец-то отданной им земле, а он, Нестор, отмерял ее по совести, две десятины на душу дарил навечно, и Настенька ходила рядом, заглядывала в глаза, родная…

– Вы один? – спросил хозяин.

– Нет, простите. Еще товарищ там.

– Дэ? – забеспокоился Клешня.

– На огороде.

– Ой-йо-йой, пошли!

Когда уже все вместе сели за стол и выпили по чарке, и заговорили о детях, хозяйка всплакнула.

– Немец заходил. Сытый, в железной шапке. А Ванек, последний мой, у порога ползал. Солдат отодвинул его сапогом, як собачку, и не глянул даже. Они нас и за людей не считают.

Ольга вытерла слезы ладонью и вспомнила самое главное:

– Нестор Иванович, у вас, слышно, тоже сын родился. Первенец, а?

От неожиданности он не проронил ни слова. Неужто судьба-жлобина таки расщедрилась? Не может быть! Какая-то неясная, совершенно необъяснимая тревога, почти страх охватили его.

– Что ж ты молчишь, свежеиспеченный батько? – поразился Роздайбида, сидевший рядом. – Казак новый явился на свет. Ану наливайте по полной!

– Так слышно… или правда? – спросил Нестор изменившимся до хрипоты голосом.

– Брехать не стану – не видела, – сказала Ольга, в глубине души надеясь, что Махно уедет. Не может же он не поглядеть на первенца. – Но слухи ходят, что гарный хлопчик.

– Все они одинаковые – розовые, пока у сиськи, – заметил Захарий.