Несущая огонь

Чарли ничего уже не соображала. Неужели и это еще не конец? И тут она вновь повернулась к ограждению, за которым начиналась дорога в другой мир, и увидела, как люди, потеряв голову от страха, бросаются на заградительную сетку. Там, где секции выпали, им удалось через нее перелезть. Истошно кричала молодая женщина в желтой юбке гаучо, ставшая добычей собак. И вдруг Чарли услышала голос отца — так явственно, словно он, живой, стоял рядом: «Хватит, Чарли! Остановись, пока можешь!»

Но может ли?

Оторвавшись от ограды, она лихорадочно искала взглядом то, что сулило спасение, одновременно пытаясь совладать с этой стихией, удержать ее в каких-то границах. А та рвалась наружу, разбегалась по траве немыслимыми огненными спиралями.

Ничего. Ничего, разве что…

Пруд.

* 23 *

Чарли, окруженная особым миром молочной белизны, отдавала пруду свою энергию, пытаясь укротить ее, утихомирить, одолеть. Казалось, ей не будет предела. И все же Чарли уже могла ее как-то контролировать; энергия послушно перетекала в пруд, словно по невидимой трубе. Но что, если вся вода испарится раньше, чем стихия будет отторгнута и растворена?

Отныне — никаких разрушений. Лучше она сама отдастся на растерзание этому зверю, чем позволит ему вырваться наружу, чтобы пожирать все вокруг.

(назад! назад!)

Наконец-то энергия стала утрачивать свой запал, свою… свою способность к самогенерации. Начался распад. Все вокруг было окутано густым белым паром; пахло прачечной. Угрожающе шипел и пузырился невидимый пруд.

(НАЗАД!)

Опять всколыхнулась мысль об отце, и боль утраты пронзила ее с новой силой: мертв… он мертв… эта мысль словно еще больше растворила энергию, и вот уже шипенье пошло на убыль. Мимо нее величественно проплывали клубы дыма. Потускневшей серебряной монетой висело над головой солнце.

Это я его таким сделала — мелькнуло в голове неожиданное — и тут же: нет… не я… это пар… туман… вот рассеется…

Но в глубине души она вдруг почувствовала, что стоит ей захотеть, и она это сделает с солнцем… со временем.

Сила ее раз от разу возрастала.

Все эти разрушения, этот апокалипсис, обозначили поток сегодняшних ее возможностей.

А сколько еще в потенции?

Чарли упала в траву и дала волю слезам; она оплакивала отца, оплакивала тех, кого убила, даже Джона. То, чего хотел для нее Рэйнберд, было бы скорее всего ее спасением… и все же, несмотря на смерть отца, несмотря на разрушительную лавину, которую она вызвала на свою голову, в ней билось желание жить — всем существом она молча и цепко хваталась за жизнь.

Так что в первую очередь она, наверно, оплакивала себя.

* 24 *

Сколько она пробыла в такой позе — на коленях, голова, охваченная руками, уткнулась в траву, — Чарли не знала; ей даже показалось, что она — возможно ли? — задремала. Как бы там ни было, когда она очнулась, солнце светило ярче и стояло западнее. Пар, висевший над прудом, разметало в клочья и разогнало легким ветром.

Чарли медленно поднялась и осмотрелась.

В глаза бросился пруд. Еще бы немного и… конец. Отдельные лужицы поблескивали на солнце, точно стеклярус, разбросанный в жирной грязи. Как куски яшмы в ржавых прожилках, валялись там и сям перепачканные илом листы кувшинок и водоросли. Кое — где дно высохло и потрескалось. В грязи виднелись монетки и какой-то ржавый предмет — то ли длинный нож, то ли лезвие от газонокосилки. Трава по берегу пруда обуглилась.

Мертвая тишина, нарушаемая лишь сухим потрескиванием огня, повисла над территорией Конторы. Папа сказал ей: пусть узнают, что такое война; это ли не поле боя? Яростно горели конюшни, амбар, ближайший особняк. От второго особняка остались дымящиеся руины; можно было подумать, что в него угодила огромная зажигательная бомба или снаряд «фау», изобретенный в конце второй мировой войны.

Выжженные черные линии избороздили газон во всех направлениях, составив какой-то причудливый дымящийся узор. В конце образовавшейся траншеи валялись обгорелые останки бронированного лимузина. «Кто бы узнал сейчас автомобиль в этой груде металлолома»?

Но когда ее взгляд упал на ограждение…

Вдоль внутренней сетки лежали тела, пять или шесть. Еще два или три тела и несколько трупов собак лежали между оградами.

Как во сне Чарли направилась в ту сторону.

По лужайке бродили одиночки. Завидя ее, два человека попятились. Остальные, очевидно, ее не знали и не догадывались, что она всему виновница. Люди еще не оправились от шока и двигались точно сомнамбулы.

Чарли перелезла через внутреннее ограждение.

— Зря ты это, девочка, — бросил ей вслед мужчина в белом халате. — На собак напорешься.