Несущая огонь

- Я не соврал тебе про это. - Он поднес руку к лицу. Его пальцы легко, почти любовно ощупывали шрамы на подбородке, до мяса содранную щеку, выжженную глазницу. - Да, я переиначил правду. Не было ни ямы в земле, ни конговцев. Меня оприходовали свои. Потому что они были такое же дерьмо, как эти.

Чарли не понимала, не могла вникнуть, о чем он. Голова у нее шла кругом. Разве он не знает, что стоит ей захотеть, и он превратится в хрустящий хлебец?

- Но все это дело десятое, - сказал он. - Все, кроме нас с тобой. Между нами должна быть ясность. Полная ясность. Больше ничего. Чарли.

Внутренний голос подсказывал ей, что он говорит правду, - но за его словами лежит еще другая, скрытая правда. То, чего он не договаривал.

- Поднимись ко мне, - сказал он, - и мы здесь все обсудим. Это был своего рода гипноз. И отчасти телепатия. Она ведь догадывалась о той, скрытой правде, однако ноги сами несли ее к лестнице, что вела на сеновал. Нет, не о каких-то там обсуждениях он ей сейчас говорил. Он говорил о том, что надо разом со всем покончить. С сомнениями, горечью, страхом... с искушением зажигать костры один другого больше, пока не случится непоправимое. При всем безумии, при всей своей извращенности, слова этого человека убеждали ее в том, что он ей предан, предан как никто. И... да, это правда, в глубине души она желала этого. Желала конца и освобождения.

И поэтому она шла к лестнице и уже взялась за перекладину, когда раздался голос отца.

- Ч а р л и? - позвал он, и чары разрушились.

Она выпустила перекладину; внезапно все увиделось с ужасающей ясностью. Она повернулась: отец стоял в проеме. Первая мысль

(как ты потолстел, папа!) пронеслась в мозгу так быстро, что на не успела отдать себе в этом отчет. Толстый, худой - какая разница, она узнала бы его с закрытыми газами; любовь к нему брызнула живой водой - и вмиг рассеялись чары Рэйнберда, точно колдовской туман. И стало яснее ясного: что бы ни значил Джон для нее, для ее отца он означал одно - смерть.

- Папочка, - закричала она. - Не входи сюда!

Гримаса досады исказила лицо Рэйнберда. Пистолет, только что лежавший на коленях, уже был нацелен в силуэт, возникший в дверном проеме.

- Боюсь, что уже поздно, - сказал он.

Рядом с отцом стоял мужчина. "Это тот, кого называют Кэпом", - подумала она. Он стоял неподвижно, плечи опущены, точно перебиты кости.

- Войдите, - велел Рэйнберд, и Энди вошел. - Остановитесь. Энди остановился. Кэп, держась чуть сзади, также продвинулся вперед, словно был на привязи. Глаза Кэпа с беспокойством обшаривали темные углы.

- Я знаю, что ты можешь это сделать. - Голос Рэйнберда зазвучал непринужденно, почти насмешливо. - И твой отец, кстати, тоже кое-что может. Но учтите, мистер Макги... Энди. Могу я звать вас Энди?

- Как вам будет угодно, - ответил тот. Голос его был спокоен.

- Так вот, Энди, если вы попытаетесь пустить в ход свои способности, я продержусь ровно столько, сколько нужно, чтобы застрелись вашу дочь. А если ты, Чарли, пустишь в ход свои, - кто знает, чем это кончится.

Чарли подбежала к отцу. Она уткнулась в его пиджак, почувствовал щекой рубчатую ткань.

- Папа, папочка, - прошептала она срывающимся голосом.

- Здравствуй, мышонок, - сказал он гладя ее по голове. Он прижал ее к себе, потом поднял глаза на Рэйнберда. Вот и сбылся сон об одноглазом пирате, тем более что Рэйнберд сидел на краю сеновала, точно матрос на мачте. - И что теперь? - спросил пн Рэйнберда. Он понимал, что тот, пожалуй, сумеет продержать их под дулом писголета, пока не подоспеет подмога, за которой побежал мужчина в фуфайке, но что-то подсказывало ему - не этого хочет Рэйнберд.

Его вопрос остался без ответа.

- Чарли! - позвал Рэйнберд.

Она вздрогнула в объятиях отца, но не обернулась.

- Чарли, - снова позвал он - мягко и вместе требовательно. - Помотри на меня, Чарли.

Медленно, неохотно она обернулась и посмотрела.

- Поднимись сюда, - сказал он, - ты ведь уже собиралась подняться. Все остается в силе. Мы решим наши дела, и все будет кончено.

- Боюсь, что это невозможно, - достаточно вежливо заметил Энди. Мы уходим.

- Иди, Чарли, - не отступал Рэйнберд, - иначе я сейчас прострелю голову твоему отцу. Ты можешь сжечь меня, но на спуск я нажму раньше, будь уверена.

Чарли издала горлом стон, точно раненый зверь.

- Не двигайся, Чарли, - сказал Энди.

- С ним будет все в порядке, - сказал Рэйнберд. Его низкий голос звучал рассудительно, убаюкивающе. - Он летит на Гавайи, с ним будет все в порядке. Выбирай, Чарли. Пуля в голову или золотой песок на пляжах в Калами. Одно из двух. Выбирай.

Завороженная его взглядом, Чарли, вся дрожа, шагнула навстречу Рэйнберду.

- Чарли! - резко сказал отец. - Нет!

- Все будет кончено, - сказал Рэйнберд. Пистолет, ни разу не дрогнувший в его руке, метил Энди в голову. - Ты ведь этого хочешь? Я буду нежен, ты и не почувствовасшь боли. Верь мне, Чарли. Этим ты спасешь отца... и себя. Поверь мне.

Она сделала еще шаг. И еще.