Несущая огонь

Одно дело совершить налет на безоружного почтальона в тихом месте и другое... Джордж Седака зачехлил пистолет и обратился в бегство.

Растерянная, она никак не могла осмыслить происходящее.

- Папа! - кричала она. - Папа! Папочка! Все размыто, призрачно. Горячий удушливый дым и красные вспышки. Удары копыт в дощатые двери. А засова уже нет, и двери настежь. И лошади вырываются.

Чарли, упав на колени, искала отца, искала на ощупь, а мимо проносились лошади - тени, абрисы лошадей. Обрушилась балка в снопе искр, и сразу вспыхнуло сено в каком-то стойле. В меньшем отсеке конюшен с грохотом взорвался бак с бензином для трактора - точно великан откашлялся тридцатью галлонами горючего.

Чарли ползла как слепая, выставив перед собой руки; копыта проносились над самой ее головой. Вот одно чиркнуло по плечу и опрокинуло навзничь. Ее рука наткнулась на ботинок.

- Папа? - Голос ее дрожал. - Папа?

Он был мертв. Еще бы не мертв. Все мертво. Сама земля горит. Сначала мать убили, теперь отца.

Зрение постепенно возвращалось к ней, но предметы словно плавали в тумане. Жар накатывал волнами. Ведя рукой по его ноге, она добралась до ремня, потом пальцы осторожно скользнули вверх по рубашке и вдруг нащупали что-то влажное, липкое. Набухающее. Она окаменела.

- Папа, - прошептала она.

- Чарли?

Едва различимый хрип... но, несомненно, его хрип. Рука отца нашла ее лицо; он потянул ее к себе.

- Нагнись... ближе.

Она подползла вплотную, и тут его лицо выплыло из серого марева. Вся левая сторона опустилась вниз, застыла, левый глаз налился кровью, как в то утро в мотеле Гастингс Глен.

- Папа, что же это... - простонала она.

- Некогда, - сказал он. - Слушай, Слушай меня!

Она склонилась над ним, слезы закапали ему на лицо.

- К этому шло, Чарли... И нечего плакать. Сейчас...

- Нет! Нет!

- Хватит! - оборвал он ее грубо. - Сейчас они попытаются убить тебя. Так ты... не церемонься. Хватит в перчатках. - У него вышло "в певчатках", ибо говорить он мог лишь уголком перекошенного рта. - Не давайся им, слышишь! И не дай им замести следы. Чтобы не сказали потом... случайный пожар...

Он с трудом приподнял голову, ловя губами воздух. Снаружи, сквозь треск прожорливого огня, пробились хлопки выстрелов, не имевших, казалось, никакого отношения к происходящему. Только с лошадьми, опять что-то с лошадьми...

- Папочка, не разговаривай... тебе нельзя.

- Не... когда. - Он чуть привстал на правом локте, чтобы лучше ее видеть. Изо рта с обеих сторон текла кровь. - Ты должна сделать все, чтобы вырваться, слышишь? - Она вытерла с его губ кровь краем джемпера. Спину обожгло. - Сделай все, чтобы вырваться. Будут мешать - убивай. Война так война. Пусть знают... - Голос его слабел. - Все сделай, чтобы вырваться. Сделай это для меня, Чарли. Поняла?

Она кивнула.

Где-то сзади рухнула еще одна балка, крутанувшись в воздухе огненным колесом фейерверка. На них дохнуло жаром, точно из печной трубы. Искры, как голодная мошкара, впивались в тело, прежде чем погаснуть.

- Сделай... - Он откашлялся кровью и через силу выговорил: - Сделай так, чтобы это никогда не повторилось. Сожги все это, Чарли. Все сожги.

- Папа...

- Иди же. Сейчас... рухнет.

- Я тебя не оставлю, - сказала она дрожащим беспомощным голосом.

На лице его появилось подобие улыбки. Он привлек ее к себе еще ближе, словно хотел что-то шепнуть на ухо. И - поцеловал.

- Я тебя оч...

Это были его последние слова.

За отсутствием старших по рангу Джулзу пришлось взять командование на себя. Он выжидал сколько мог после выстрелов в конюшнях, он был уверен, что вот-вот перед ним появится живая мишень. Но Чарли не появлялась, а тем временем наиболее глазастые уже углядели, что творится позади конюшен, и тогда он понял - если он хочет их задержать, надо действовать. Он двинулся вперед, и люди за ним. Лица у всех напряглись, посуровели. Вот теперь стало видно: не для того вышли, чтобы ворон пострелять.

В дверном проеме мелькнула тень. Она! Все разом вскинули винтовки. Двое открыли огонь, еще не видя цели. Но вот...

То была не она, то были лошади - пять, восемь, десять, - морды в пене, зрачки белые, безумные.

Пальцы сами нажали на спуск. Даже наиболее хладнокровные, успевшие сообразить, кто перед ними, втянулись в общую пальбу. Это была бойня. Две лошади завалились вперед на полном скаку; одна из них напоследок горестно заржала. Трава окрасилась кровью, такой яркой в этот ясный октябрьский день.

- Стойте! - заорал Джулз. - Стойте, дьявол вас! Это же лошади, лошади!

С равным успехом король Канут некогда пытался укротить морскую стихию. Людей обуял страх перед невидимой силой; от завывания сирены и этих слов "готовность ярко-желтый", от вида пожарища, охваченного черными клубами дыма, и грохота взорвавшегося бака с горячим, от всего этого нервы у людей натянулись до предела, а тут вдруг мишени, в которые можно разрядить винтовку... и они разряжали.