Несущественная деталь

Этот дом использовался для указания места, где располагались отдельные Разумы в реальной галактике; какой-либо Разум, находящийся в узле орбитали вблизи галактического центра, располагался в громадном луковицеобразном многоэтажном центре сооружения, тогда как Разум корабля, направляющегося в настоящий момент куда-то к клочковатому окончанию одного из галактических рукавов, размещался в одном из однокомнатных высоких внешних крыльев. Для тех Разумов, которые не хотели выдавать свое местонахождение первому встречному, был предусмотрен особый порядок: они располагались в приятно обветшалых сооружениях в пределах участка, на котором размещалось главное здание, и общались они на расстоянии.

Сам дом являл собой некое гулкое барочного стиля сооружение выдающейся орнаментальной пышности, каждая комната здесь была размером с собор, с деревянными стенами, изрезанными замысловатой резьбой, дырчатыми перегородками, сверкающими полами, инкрустированным деревом и полудрагоценными камнями, потолками, которые источали драгоценные металлы и минералы; здесь была довольно низкая плотность населения, представленного аватарами Разумов, которые принимали формы всех мыслимых существ и предметов.

Здесь не существовало таких докучливых ограничений, как рамки трехмерного мира с его законами перспективы, а потому каждая из многих тысяч комнат была видна из любой другой, если не через двери, то через крохотные иконки, отверстия, прорези в стенах, внимательно осмотрев которые можно было обнаружить эти окна, а через них — детально разглядеть эти помещения, находящиеся от них на громадном удалении. Разумы, привыкшие к существованию в четырех измерениях, воспринимали это, конечно, как само собой разумеющееся, как прискучившую повседневную реальность — они привыкли к этой топологической ловкости рук.

Единственное основанное на реальности ограничение, точно смоделированное галактическим домом, состояло в том вызывающем глубочайшее негодование факте, что даже в гиперпространстве скорости света были ограничены. Чтобы нормально общаться с Разумом, нужно было находиться в одной с ним комнате так близко, насколько это возможно. При беседе двух Разумов, даже находящихся в одной комнате, но в разных ее концах, когда они перекрикивались, возникала значительная задержка.

Если они располагались еще дальше друг от друга, то им приходилось обмениваться посланиями. Обычно эти послания проявлялись светящимися символами, они мигали, вися в воздухе перед адресатом, но (будучи зависимы от губительно богатого воображения Разумов вообще и конкретных, вполне возможно, в высшей степени эксцентричных, предпочтений данного Разума в частности) могли проявиться в каком угодно виде. Вполне возможны были балетные танцы, исполняемые многоногими инопланетянами, сексапильные и совокупляющиеся формы, которые мимолетно напоминали (например) марейнские символы.

Ватюэйль кое-что слышал об этом месте. Ему всегда было интересно узнать, как оно выглядит на самом деле. Он недоуменно оглянулся, спрашивая себя, как его можно описать, как поэт может найти слова, чтобы изобразить что-то во всем его ошеломительном богатстве, во всей сложности. Он имел внешность пангуманоида мужского рода, высокого, в форме космического маршала. Он стоял в этой громадной комнате (словно попал в громадную морскую раковину, напоминающую изнутри ту область космоса, что называется Доплиоидный Спиральный Фрагмент) и смотрел, как с потолка спускалось нечто, похожее на громадную люстру. Когда он пригляделся, обнаружилось, что потолок и состоит по существу из таких люстр. Люстра остановилась, когда ее средняя секция (буйство неимоверно переплетенных многоцветных стеклянных спиралей и штопорообразных форм) поравнялась с его плечом.

— Добро пожаловать, космический маршал Ватюэйль, — сказала люстра. В ее голосе было какое-то мягкое, звенящее качество, подобающее ее внешности. — Меня зовут Заив, я — Разум узла, имеющий особый интерес к секции Покойни. Остальные пусть представятся сами.

Ватюэйль повернулся и увидел (появления их он не заметил) двух гуманоидов, большую висевшую в воздухе синюю птицу и нечто похожее на грубо вытесанный и безвкусно раскрашенный манекен чревовещателя, сидящий на маленьком цветастом воздушном шарике — все это стояло или парило вокруг него.

— Меня зовут «Закрепленный оскал», — сказал первый гуманоид. У этой аватары была серебристая кожа и отдаленно женственный вид. — Представляю Нумину. — Аватара кивнула/поклонилась.

— «Гламурный шрам», — сказала синяя птица. — ОО.

— «Жестокий с животными», — сказала другая аватара — худощавый с виду гуманоид мужского пола. — Я представляю интересы Рестории.

— «Лабтебриколефил», — сообщил манекен — у него был явный дефект произношения: трудности со звуком «л». — Гражданский. — Он помолчал, а потом, хотя в этом и не было нужды, добавил: — Класс «Эксцентрик».

— А это, — сказала Люстра по имени Заив, когда остальные услужливо повернулись в одну сторону, — «Одетый к вечеринке».