Таша активировала заготовку – купол окутал ее, надежно защищая и от оружия, и от магии. Она берегла это заклинание для стычки с Диланой, прекрасно понимая, что сумеет удержать защиту не более десяти – пятнадцати минут, после чего рухнет без сил. Но выхода не было – кто бы ни притаился там, в кустах, он уже вывел из строя двоих и, похоже, намерен действовать и дальше. Выхватив шпагу, девушка бросилась в кусты, расступившиеся перед ней. «Купол» не препятствовал своему хозяину в нанесении ударов, но сейчас Таша не могла применять магию – все ее силы уходили на поддержание защитного свода. Придется работать клинком… и надеяться на то, что смерды за ее спиной не будут стоять и смотреть, как убивают их предводительницу.
Картина, открывшаяся ее взору, была неприятной. Очень неприятной. Охотник – тот, что лишился копья, – лежал на спине, уставившись в мрачное осеннее небо остекленевшими глазами. Его горло было перерезано, и кровь, уже не хлещущая фонтаном, стекала по шее, впитываясь в золотистый ворох листьев. Второй охотник, явно живой, свернулся калачиком и тихо скулил – похоже, он был ранен в живот. Одна из собак лежала тут же, слабо подергиваясь, вторая…
Здоровенный бугай, заляпанный кровью с ног до головы, поднялся с земли, небрежно сбрасывая с себя мертвую тушу волкодава. И тут же, не говоря ни слова, метнулся вперед, вкладывая в удар всю свою, явно медвежью, силу.
И мокрый, липкий от крови кинжал наткнулся на почти невидимую стену. Всего лишь на мгновение воин растерялся – но Ташу учили фехтовать лучшие из мастеров, услуги которых можно было купить за золото, и этого мгновения ей хватило. Прозрачный зеленый клинок шпаги метнулся вперед, лезвие легко пропороло кожаную куртку, вонзаясь здоровяку в бок. Менее всего Таше требовалось убивать воина – быть может, Дилана и находится неподалеку, готовясь вступить в бой, но это было бы глупостью. Скорее всего гуранская ведьма, оставив заслон, пытается выиграть время.
Воин словно и не заметил раны. Его кинжал снова взметнулся, нанося удар. Таша знала, что лезвие не сможет проникнуть сквозь защиту, – и все же подалась назад… под ногой что-то хрустнуло, и девушка ощутила, что падает. Концентрация рухнула, защитный купол растаял без следа, а в следующий миг тяжелый кинжал вошел ей в ногу… Воин – он тоже упал, настолько неожиданно исчез сдерживающий его щит, – осклабился, вырвал кинжал из раны и замахнулся снова. Таша зажмурилась – этот удар должен был стать смертельным… никогда раньше она не находилась столь близко к смерти.
Раздался короткий шлепок, затем еще один… Девушка открыла глаза – воин лежал на спине, из его плеча торчали два коротких арбалетных болта. Наверняка кости разбиты в крошево… выпавший из разжавшихся пальцев кинжал валялся рядом, и левая, еще здоровая рука мужчины пыталась нащупать оружие. Мгновением позже на нее опустился чей-то сапог, давя пальцы…
– Су-ука… – выдохнул Седой, прижимая острие копья к горлу поверженного колосса. – Убивец… Сдохни…
– Стой, не надо, – просипела Таша, почти теряя сознание от боли в искалеченной ноге. – Живой нужен… Вяжи…
Видно было, что Седой колеблется. Только что на его глазах убит один из односельчан, серьезно ранены еще двое. С его, охотника, точки зрения – совершенно ни за что. Воин воспринял бы подобное происшествие философски – сегодня победил ты, завтра победят тебя. И смерть друзей, как правило, не повод для расправы над беспомощными пленниками. Селянин – дело иное. Соседи для него – почти родственники. Между собой могут ту еще грызню устроить, но как кто пришлый посмеет обидеть – тут же в крик, «наших бьют».
– Не смей… – прошептала девушка. – Седой, не смей. Он мне… нужен…
Седой еще несколько мгновений стоял, копье в его руке дрожало, наконечник рассек кожу воина, и тонкая струйка побежала по горлу. Затем охотник смачно плюнул лежащему в лицо.
– Живи… тварь… пока ты госпоже нужен – живи.
Таша испустила короткий вздох облегчения и попыталась сосредоточиться. Ей нужно было заняться своими ранами… а потом посмотреть раненых селян… и заодно этого бугая. А то как бы не помер прежде, чем ответит на все вопросы. А он ответит, куда денется.
Волна тепла приятно прокатилась по коже, боль, ранее почти нестерпимая, пульсирующая, рвущая тело, постепенно отступала, сменяясь слабым ноющим ощущением, все еще неприятным, но уже явственно свидетельствующим о том, что опасность миновала. Таша отняла руки от раны – из-под корки крови и грязи проступал рваный, безобразный шрам. Шрам – а не дыра в пол-ладони шириной… и кровь, безнадежно испортившая дорогую замшу костюма, больше не текла.
Девушка встала, осторожно наступая на раненую ногу. Поврежденные мышцы отозвались коротким спазмом – рана закрылась, но тело помнило пронзившую его сталь и пока что не верило в выздоровление. Пройдет не менее двух, а то и трех дней, прежде чем последние неприятные ощущения исчезнут. При более серьезной ране страдать приходилось и дольше – иногда целую неделю. А уж если бы нож здоровяка повредил кость…