Несущие ветер

Где-то в пограничной зоне между этими двумя лагерями еще ждут своего открытия новые истины и более глубокое понимание прежних. Мне казалось, что я особенно ясно ощущаю эти истины – или, во всяком случае, вопросы, которые могут натолкнуть на их открытие, – когда мы занимались «игрой в дрессировку». Что такое «сообразительность»? Что такое «тупость»? Почему ты «любишь» это животное, а не то? И почему, почему животное любит дрессировщика? В какой момент и почему искусственная система общения, строящаяся на оперантном научении, начинает сменяться подлинным общением, тем чувством, которое дрессировщики называют «контактом»? Замечательное чувство, которое возникает, когда дрессировщик словно бы понимает животное изнутри, а животное начинает реагировать на голос и эмоции дрессировщика. С лошадьми и собаками это для нас как бы само собой разумеется, но с более чуждыми нам дельфинами такую близость надо заслужить. Какое волнующее, почти жуткое чувство возникает, когда животное вдруг превращает систему дрессировки в средство общения с вами!

Люди любят расспрашивать дрессировщиков дельфинов про «общение» с ними. Я обычно отмахиваюсь от этого вопроса, отвечая, что мне для общения вполне достаточно свистка и ведра с рыбой. За многие годы наблюдений я не обнаружила ни малейших признаков того, что у дельфинов есть свой абстрактный язык, что они не просто милые и очень смышленые животные. Однако благодаря дрессировке мы вступали с нашими животными в двустороннее общение, хотя точнее было бы сказать, что мы приобщались друг к другу.

Помню, как мы с Дэвидом однажды шли мимо Театра Океанической Науки, когда там заканчивалось представление. С дорожки нам была видна поднятая площадка с младшим дрессировщиком, как раз подававшим Макуа сигнал для прыжка в высоту. Нам был виден и Макуа, который лениво поглядывал из воды на дрессировщика то одним глазом, то другим, словно понятия не имел ни о каких прыжках. Дэвид с дорожки в пятнадцати метрах от бассейна сердито крикнул: «Макуа!». Дельфин растерянно взглянул сквозь стеклянную стенку в нашем направлении, нырнул, разогнался и прыгнул на шесть метров вверх к протянутой руке дрессировщика. Мы никогда не прибегали к наказаниям или угрозам: просто Макуа хорошо знал Дэвида, знал, что Дэвид ждет от него дисциплинированности, и, услышав голос Дэвида, выполнил команду младшего дрессировщика.

Психолог Рон Шустерман как-то рассказал мне про самку дельфина, которая научилась делать серию правильных выборов, нажимая на одну из двух панелей и получая за это рыбу из кормового аппарата. И вот однажды после двух-трех правильных реакций она выдала длинную серию сплошь неверных выборов – и, по-видимому, намеренно. Рон растерялся, но потом заглянул в кормовой аппарат и обнаружил, что рыба в нем высохла и стала несъедобной. Подопытное животное использовало экспериментальную ситуацию, чтобы сообщить об этом факте. И, как только рыбу заменили, вновь перестало ошибаться. Я сама наблюдала, как дельфины «хулиганили», чтобы объяснить дрессировщику, что им нужно.

Так, дельфин отказывался проплыть сквозь дверцу и разевал рот, «говоря»: «Эй, Ренди, прежде чем мы начнем работать, погляди сюда! У меня между задними зубами застряла проволочка; вытащи ее, пожалуйста!»

Точно так же мне довелось наблюдать, как животное, разрешая свои недоумения, проверяло условия дрессировочного задания. После того, как мы отработали двойной прыжок малых косаток в Бухте Китобойца, когда Макапуу и Олело одновременно перелетали через веревку навстречу друг другу, я занялась другими делами, и прыжок начал утрачивать четкость. Олело стала запаздывать на секунду-две: Макапуу уже ныряла, когда Олело только-только взлетала в воздух. Дрессировщики попросили помощи. Прыжок был привязан к звуковому сигналу, и я решила использовать это, чтобы исправить промахи Олело, полагая, что придется потратить на это несколько дней, если не недель.

Между представлениями мы устроили короткий сеанс дрессировки. Дженни, Дэвид, Диана и я натянули веревку, девочки вывели косаток на исходную позицию. Я включила сигнал. Косатки поплыли к веревке. Макапуу прыгнула первой, и в тот момент, когда она выскочила из воды, я отключила сигнал, а ее дрессировщик свистнул. Тут прыгнула Олело. Свисток молчал, и, когда косатки подплыли к «Эссексу», Макапуу получила рыбу, а Олело осталась ни с чем.

Я снова включила сигнал. На этот раз Олело поторопилась. Впервые за несколько дней она перенеслась через веревку одновременно с Макапуу. Обе они в высшей точке прыжка услышали свисток, и обе получили много рыбы.

Ура! Я снова включила сигнал. Макапуу прыгнула первой. Я отключила сигнал прежде, чем прыгнула Олело – с запозданием, не получив ни свистка, ни рыбы.

Четвертая попытка. Я включила сигнал, и Олело проделала беспрецедентную вещь: она проплыла на сторону Макапуу и прыгнула одновременно с ней, но в том же направлении, а не навстречу. И снова осталась без рыбы.